Тарле
Евгений Викторович
Северная
война и шведское нашествие на Россию
|
|
Меню:
Северная
война и шведское нашествие на Россию;
Бібліотека |
|
Глава IV. 1
Военные действия под Полтавой начались осадой шведами города в апреле 1709 г.
и окончились полным разгромом и уничтожением всей шведской армии отчасти в
сражении, происшедшем 27 июня 1709 г., отчасти же сдачей остатков разгромленного
шведского войска на милость победителей под Переволочной 30 июня того же года,
т. е. через три дня после боя.
Мы рассмотрим в естественной хронологической последовательности оба эти
события: осаду и сражение, занявшие такое место в скрижалях истории Европы.
Оба события были логическим завершением завоевательного шведского нашествия
на Россию, концом долгой, ожесточенной военной борьбы двух сильных противников.
Эта схватка была для них обоих борьбой не на жизнь, а на смерть, и разница была
лишь в том, что Петр I это сознавал вполне, а Карл XII не понимал и все думал,
что, какой ни будет исход, дело всегда может еще быть пересмотрено.
Уцелевшая Полтава должна была для Карла стать опорным пунктом, откуда,
поотдохнув и, может быть, дождавшись Лещинского с его поляками и генерала
Крассова о его шведами, возможно будет двинуться дальше, на Белгород; Харьков и
Москву. Вместе с тем Полтава должна была сыграть ту роль, которая
предназначалась Батурину и которую, после быстрой и полной гибели Батурина, не
могли сыграть ни Ромны, ни Гадяч. Хлебная, плодородная, с великолепными
пастбищами Полтавщина должна была дать и обильную пищу, и спокойное, удобное
пристанище, и отдых людям, и кормежку исхудалым, как скелеты, лошадям. Конечно,
Карл не предвидел, что город, который, как он в конце апреля категорически
утверждал, сдастся ему по первому требованию без боя, будет сопротивляться
[668] больше двух месяцев, что эта осада истребит последние
скудные запасы пороха в шведском обозе, усеет трупами все подступы и город
все-таки не сдастся. Но, раз начав осаду, Карл уже не видел выгоды и даже
возможности отойти от принятого им плана.
Петр, с другой стороны, усмотрел в Полтаве то место, где целесообразнее всего
пожать, наконец, плоды жолкиевской стратагемы, т. е. попытаться с наибольшими
шансами на успех нанести врагу сокрушительный удар, прекратить отступление, так
долго длившееся, и дать бой, которого так давно жаждал зарвавшийся противник.
Для Карла осада Полтавы была так же предрешена его долгими тщетными поисками
необходимого ему прочного лагеря и опорного пункта, как для Петра, длительная
губительная для шведов прикованность армии Карла к валам Полтавы показалась тем
подходящим моментом, когда, наконец, возможно было покончить с ослабевшим
"страшилищем", девять лет грозившим России разорением и порабощением.
Попытка шведов отбросить русскую армию от Ворсклы не удалась. 11 апреля 1709
г. Меншиков донес царю об обстановке в таком виде: 4 тыс. шведов и 3 тыс.
запорожцев, переправившись через Ворсклу, напали на русскую кавалерию генерала
Ренне, стоявшую под Сокольской. Атака была отбита, и шведы стали уходить за
Ворсклу назад "в великой конфузии", и тут, при их переправе Сибирский и Невский
полки ударили на шведский арьергард. Потери русских исчислялись в 60 человек, а
шведы потеряли полковника и 800 рядовых, кроме "потоплых" в Ворскле{1}. Карлу XII пришлось думать об осаде Полтавы под нависшей
угрозой с левого берега реки.
---------------
{1} ЦГАДА, ф. Кабинет Петра I, отд. I, 1706–1711 гг., д.
20, л . 178. Донесение Меншикова царю было послано из Харькова 21 апреля 1709 г.
Политическая и стратегическая необходимость того, чтобы непременно взять
Полтаву, была окончательно доказана и внушена Карлу Мазепой. Он, как всегда,
взяв на себя роль истолкователя перед королем всех чаяний и ходатайств
запорожцев, привел такой довод: кошевой Гордиенко обещает собрать большую армию
из очень населенной Полтавщины и всей Южной Украины, если король вытеснит
русских из Полтавы и возьмет город, потому что только в таком случае появится
возможность подхода этой будущей армии к Запорожью и сообщений между разными
частями "дружественных" шведам вооруженных сил.
Но такой тонкий искуситель, как Мазепа, знал, чем можно особенно
подействовать на этого "любовника бранной славы", чтобы заставить его не уходить
из-под Полтавы. Вот что пишет не отлучавшийся от короля Нордберг, перед которым
"запорожцы" (т. е. Мазепа) излагали свои аргументы: "Эти доказательства пришлись
по вкусу (королю. — Е. Т.), в особенности (подействовало. — Е. Т.)
обнаруживаемое этими людьми беспокойство [669] по поводу
превосходства неприятельской армии. Чтобы внушить им мужество и доверие, король
сам отправился к Полтаве, которую и осадил некоторою частью войск. В то же время
он дал приказ перебросить в Соколке мост через Ворсклу"{2}.
---------------
{2} Nordberg J.A. Histoire de Charles XII, t. II,
p. 295.
Мы видим, что Мазепа одновременно успел затронуть самолюбие короля, который
продолжал по всякому поводу выражать свое полное пренебрежение к русской, армии,
и этот добавочный мотив (о запорожцах) получил, кроме того, серьезное чисто
политическое значение. Всякое сомнение в непобедимости шведской армии при полной
неустойчивости и растерянности в Сечи могло лишить вовсе шведов поддержки
нескольких тысяч вооруженных запорожцев, шедших пока за Константином Гордиенко.
Значение Полтавы и Полтавщины и без того в глазах шведского штаба было немалое,
потому что после ухода из Ромен и Гадяча у шведской ставки и всей армии не было
пристанища, сколько-нибудь подходящего для более или менее продолжительного
пребывания. Соображения Гордиенко и Мазепы еще более усилили решимость Карла
овладеть городом.
Таким образом, если у Карла могли еще быть какие-нибудь колебания
относительно того, стоит ли задерживаться под Полтавой и не лучше ли, после
половодья, опять идти в Слободскую Украину, а оттуда на Харьков, то в апреле
последовал толчок, окончательно решивший дело и побудивший Карла безотлагательно
осадить и стараться взять Полтаву. Это окончательное решение короля не в полной
мере, но до известной степени связалось с переходом запорожцев в шведский стан.
Запорожцы, жившие в Сечи в своих куренях, а вне Сечи в зимовниках на берегу
нижнего Днепра от Переволочной до устья реки, не очень охотно и не очень
искренне подчинялись как царю московскому, так и гетману батуринскому, хотя и
Петр считал их своими подданными, а для Мазепы они были людьми, подвластными его
компетенции. Но Мазепа знал также, что их лучше просить, чем требовать от них.
Запорожье заволновалось, едва только узнало об измене гетмана Москве, и там,
по-видимому, более резко обозначились уже с давних пор существовавшие два
течения: одни предлагали идти за Москвой, другие — идти за Мазепой. И Петр и
Мазепа направляли в Сечь свои универсалы. Петр говорил в своих воззваниях о
перехваченных письмах Мазепы, который желает отдать Украину польскому королю, и
это влияло на запорожцев, выросших в традициях борьбы против Польши. А Мазепа
уверял, что король шведский оставит за ними по старине все их вольности, что они
навсегда будут избавлены от опасности московского ига. Хотя никакого московского
ига запорожцы до той поры не чувствовали, а, напротив, в долгие годы шведской
войны Петр очень старался не раздражать это, все еще сильное и могущее
[670] стать опасным, хоть и не регулярное, войско, но все-таки
уже с начала 1709 г. в Запорожье шведская сторона начала брать. верх над
московской, и влиятельный кошевой атаман (избираемый глава запорожцев)
окончательно повлиял на своих товарищей, указав, во-первых, на продвижение Карла
XII к югу, а, во-вторых, мазепинцы пустили слух о том, будто крымский хан
обещает запорожцам свою помощь, если они станут на сторону Мазепы.
Мазепа, Гордиенко и сам Карл XII, конечно, мечтали о выступлении Турции и ее
крымского вассала — хана. Но хан, безусловно желавший помочь запорожцам, не
получил на это-разрешения из Константинополя и так и не выступил. Однако ряд
документальных данных показывает, что в марте, апреле, мае при
константинопольском дворе не прекращались колебания по вопросу о том, выступать
ли против России или не выступать. Шведские дипломаты и эмиссары Станислава
Лещинского делали все зависящее от них, чтобы побудить Оттоманскую Порту
вступить в войну. Но, с одной стороны, кипучая деятельность Петра в Азове и
Троицком показывала, что русский флот не останется пассивным зрителем турецкого
нападения, а, с другой стороны, несмотря на все тенденциозные россказни шведов и
польских эмиссаров, султан и визирь не могли не знать хоть отчасти о том, что
творится на Украине. Народная война против шведов и мазепинцев усилилась весной
1709 г. в необычайной степени. Партизанские отряды нападали на шведов совсем
близко от Великих Будищ, где стоял Карл, и от Полтавы с самого начала ее осады.
Отряды верных казаков беспощадно истребляли запорожские шайки, бродившие по
Украине-в апреле, мае, отбившись от главной массы соумышленников, примкнувшей к
шведскому войску. Уничтожение запорожских изменников Яковлевым сначала под
Переволочной, затем в самой Сечи нанесло удар всем надеждам Карла и Мазепы на
турецко-татарскую помощь. Это не мешало Мазепе вводить в заблуждение всех
пошедших за ним или еще колебавшихся казаков, сочиняя письма от крымского хана,
якобы требующего, чтобы казаки повиновались Мазепе, и т. п.
Вопрос о социальном составе, о классовом характере как той части запорожцев,
которая пошла за Гордиенко, так и тех, которые остались верны Москве, весьма
интересен, но еще не разрешен исследователями запорожской старины,— и в
источниках, касающихся событий 1708–1709 гг., нам не удалось найти четкий ответ,
ни в "Делах малороссийских" ЦГАДА, ни в других местах. По скудным отрывочным
указаниям, касающимся разногласия в "поведениях" запорожской рады в самые
последние годы XVII и начале XVIII в., мы еще можем сказать и документально
подтвердить, что, например, в 1693 г., когда в [671] Сечи
дебатировался вопрос — принимать ли участие в походе на Крым, то вся "голутьба"
требовала согласных о Москвой действий и готова была перебить "пререкателей", т.
е. противников Москвы и затеваемого Москвой похода. Но как высказывались
специально "голутьба" и "неголутьба", когда Константин Гордиенко склонял Сечь к
измене, — на этот вопрос документированного ответа у нас нет.
Фанатическая, непримиримая, очень давнишняя ненависть Константина Гордиенко к
Москве увлекла в конце концов в пропасть многих потому, что они боялись
уничтожения старых прав и вольностей Запорожья и торжества порядков московской
государственности. Лозунг борьбы за старые вольности был тем основным
демагогическим приемом, который был пущен в ход кошевым. Изменнику много помогло
распространявшееся уже (особенно с начала весны) в Запорожье убеждение, что вся
шведская армия, двигающаяся на юг, явится вовремя, чтобы прикрыть Сечь от
царских войск{3}.
---------------
{3} Никаких ответов и на такие вопросы, как, например,
что стало с меньшинством запорожцев, противившимся К. Гордиенко, у нас нет.
Подобные вопросы гораздо легче задавать, чем давать на них документированный
ответ.
Не очень спокоен был Петр I в это критическое время относительно турок, и уже
в августе 1708 т. посол Петр Толстой объявил двум наиболее важным сановникам в
Константинополе — шифлату и муфтию, что они будут получать отныне ежегодно от
двух до пяти тысяч червонцев. Петр беспокоился неспроста, потому что Толстой на
всякий случай объявил обоим подкупленным сановникам, что "выдача начнется лишь с
1 января 1709 года... — ибо в октябре или ноябре обнаружится турецкое намерение.
Они довольны, и так мир! Только непременно нужно прислать деньги в конце
декабря, чтобы не пока заться обманщиками и тем не испортить всего дела"{4}.
---------------
{4} Рукопис. отд. ГПБ, кн. поступл. 1936 г., №
133, Устрялов Н. Г. Приложение II к т. V Истории царствования Петра
Великого. № 109. Петр Толстой — Петру I из Константинополя, 1708 г., августа
29.
Ранней весной 1709 г. опасения Петра относительно возможности внезапного
выступления Турции были вполне основательны. Из Крыма Селим-гирей всячески
торопил султана и великого визиря. Карл XII и Станислав Лещинский прислали
султану письма, а Мазепа письмо от себя. В письме гетман утверждал, что все
казаки на его стороне и что если турки не воспользуются удобным случаем и не
помогут казакам освободиться от власти Москвы и стать свободным народом и
прочной преградой между Москвой и Турцией, то им придется позднее считаться с
видами России на покорение Крыма.
Все это повлияло на Порту, и уже были отданы приказы об отправлении морских
сил в Черное море, а сухопутного отряда — к Вендорам, по направлению к русской
границе. Об этом доносит австрийский посол Тальман из Константинополя в Вену.
Донесение Тальмана помечено 18 июля 1709 г.{5} А ровно за
десять дней до того, 8 июля (нов. ст.), произошла Полтавская битва, о которой
Тальман еще не знал, и вопрос о выступлении Турции был снят с очереди.[672]
---------------
{5} См. Шутой В. E. Измена Мазепы. — Исторические
записки, т. 31. М., 1950, стр. 183—185.
Нордберг рассказывает о письме, об "ответе" крымского хана, якобы полученном
Мазепой непосредственно от хана. И эту явную выдумку самого Мазепы повторяет
Нордберг, который верил всему, о чем повествовал гетман в шведской ставке, желая
поддержать свой шатающийся авторитет среди шведских генералов. А вслед за
Нордбергом эту же версию пресерьезно принимает и Костомаров, даже не
потрудившийся вдуматься в самую формулировку мнимого письма крымского хана: "он
желал, чтобы они (запорожцы. —Е. Т.) оставались связанными с
Мазепой"{6}. Тут каждое слово кричит о том, что оно
сочинено Мазепой. Во всяком случае эта проделка вполне удалась: кошевой
Константин Гордиенко убедил запорожцев, что если они перейдут к шведскому
королю, то Москве их не достать: с севера на юг к ним приближается шведский
король, а с юга на север к ним придет на помощь крымский хан.
---------------
{6} См. Костомаров Н. Мазепа. М., 1882, стр. 384.
Nordberg J.A. Histoire de Charles XII, t. II, p. 284. Увлекающийся
Костомаров посвящает дальше много страниц похождениям Константина Гордиенко. Это
материал крайне сомнительный, потому что здесь, более или менее достоверные в
некоторых других частях своих записок, оба шведа повторяют чужую (запорожскую и
мазепину) ложь. Представитель старой сепаратистской украинской школы (в духе
позднейшего Грушевского) историк Запорожья Эварницкий говорит: "Гордиенко был
человек передовой по своим убеждениям, горячий патиот и чистый народник". См.:
Эварницкий Д. История запорожских казаков, т. II. СПб., 1897, стр. 389. Все это
фантазия и набор слов. Единственным твердо установленным фактом является то, что
Гордиенко, по сговору с Мазепой, оболгал часть казачьего "коша" рассказами о
близкой подмоге от татар и турок, о полном поражении Петра и о выгодности для
запорожцев перехода на щведскую сторону. Подведя своих товарищей пд казни, а
Запорожскую сечь под полный разгром, Гордиенко после Полтавы очень ловко успел
убежать вместе с Карлом XII и Мазепой в Бендеры и долго, но безуспешно
интриговал за границей вместе с Орликом в интересах Англии и других врагов
России. Умер этот авантюрист в 1733 г.
Еще в середине января Меншиков отправлял к Петру делегацию "послов
запорожских" и советовал царю "милостиво их принять"{7}.
---------------
{7} ЦГАДА, ф. Кабинет Петра I, отд. 2, 1709 г., кн. I, д.
9, л. 215. Из Котельвы генваря 16 дня 1709 г.
Но, кроме пустых речей и проволочки времени, от этой делегации ничего не
получилось. Князь А. Вяземский доносил 23 февраля Меншикову, что приказ
не допускать запорожцев до соединения с шведами и "заграждать от неприятеля
запорожцев" трудно исполним. "Неприятельские люди" приближаются к Полтаве, а
другие шведские отряды, которые стояли около Камышина и Лохвицы, тоже
стягиваются к Полтаве, и русским войскам, стоящим между Пселом и Ворсклой,
невозможно было вследствие слишком трудных переправ отправиться к Переволочной.
А между тем сделать это было нужно, так как "оные запорожцы любо какое злое
намерение имеют" и могут уйти за Днепр. Русские начальники отрядов, бывших между
Ворсклой и Пселом, очень хотели к концу февраля подтянуть к себе поближе тех
запорожцев, которые им казались более надежными, писали к Шугайлу на
Переволочную и к "полковнику запорожскому Нестолею" (он же Нестулай), но что-то
"еще на оные письма отповеди от них не прислано"{8}.
---------------
{8} Там же, л. 514.
Шведы шли из Лохвицы к берегу реки Псел, через которую и переправились у села
Савинцы, несмотря на громадный разлив реки, "с великой трудностью". Но как
только шведы переправились, так сейчас же это отразилось на "верных" запорожцах.
Нестулей, который сначала не отвечал на пригласительные письма миргородского
полковника Даниила Апостола, а потом ответил, изъявив желание поступить вместе
"с товариством" на царскую службу, вдруг, "незнамо для каких причин
потревожившися", написал Апостолу, что получил указ от кошевого и "с товариством
повернулся до Переволочной, и так все назад [673] запорожцы
с Нестулеем пошли до Кобыляк". Даниил Апостол немедля уведомил об этой
подозрительной истории Шереметева и Меншикова, а сам послал к Нестулею нарочных
людей с письмом, требуя объяснения, "для чего оные запорожцы" вернулись{9}.
---------------
{9} Там же, л. 509 и об.
Приверженцы Гордиенко в Запорожье сделали этот роковой для себя шаг и послали
депутацию к королю Карлу XII, а затем двинули и первую подмогу: 2 тыс. человек
перешли Ворсклу и напали 17 марта 1709 г. на русский отряд драгун, стоявший
вблизи Кобеляк, а затем на довольно большой отряд бригадира Кэмпбела, который и
разбили. Все эти дела запорожцев, от их перехода в шведский лагерь и вплоть до
Полтавы, т. е. с середины марта по 27 июня 1708 г., нам известны главным образом
(но не исключительно) по двум штабным летописцам Карла XII, по Адлерфельду и
Нордбергу, для которых в свою очередь главным осведомителем был все тот же
Мазепа, которому выгодно и даже нужно было безмерно преувеличивать волшебные
подвиги удалых запорожцев. А если Мазепа случайно и не всюду лгал, то за него
это делал кошевой Гордиенко, самохвал и авантюрист, которому тоже необходимо
было отличиться перед новыми господами. К числу таких хвастливых
военно-охотничьих фантазий относится, например, известие, что первый успех
запорожцев так их приободрил, что их мигом стало уже не 2 тыс. и даже не 8, а
15! Следует заметить, что после этих первых порывов в Сечи наступила некоторая
разноголосица, и хотя большинство осталось у Карла, но временно меньшинство
добилось смены Гордиенко и выбрало нового кошевого. Это был не первый и не
последний из внезапных переворотов в Сечи в это тревожное время.
По всей длинной линии русских войск от Белгорода к Ахтырке, к Сорочинцам, к
Попонному русские передовые посты зорко несли караульную службу. Коротенькие
известия, там и сям попадающиеся в документах, напоминают об этой трудной и
очень оперативно проводимой службе дозорщиков и пикетов. То неприятель
многократно и безуспешно отправляет партии из Котельвы к Ахтырке, которую уже к
1 февраля русские привели в доброе состояние и "крепили город со всяким
поспешением"{10}. То русские конники в середине февраля
своими частыми нападениями заставляют шведов убраться подальше от Попонного, от
Карца, от Острога и генерал Инфлант с торжеством заявляет: "Неприятельские люди
разложились было близ сих мест и милостию божией чрез мои частые партии из сих
мест утекают"{11} . To русским удается расстрелять
из пушек лазутчиков-драгун, подосланных "по указу королевскому для осматривания
фортеций города Сорочинец"{12}.
---------------
{10} Там же, л. 510. Из Ахтырки. 1709 г., февраля 1.
{11} Там же, л. 505 и об. Копия с письма, "каково писано
от господин" генерал маеора Инфлянта ис Полонного февраля в 16 день 1709 году".
{12} Там же, л. 516 и об.
В Белгороде, а с начала марта в Харькове, находился Меншиков,
[674] на ответственности которого лежало наблюдение за главной
массой шведской армии, постепенно сосредоточивавшейся в Опошне{13}.
---------------
{13} Там же, л. 511—512 об. "Из Бела города февраля 26
дня 1709 году. При сем посылаю копию с письма генерал маеора князь Александра
Волконского, каково получили мы сего числа. Из оного изволите..." (далее лист
срезан).
27 февраля 1709 г. к русским в местечке Ахтырка явился казак Федор
Животопшинский, бежавший из шведского лагеря в Опошне. Он сообщил, что ему
удалось подслушать разговор поляков о том, как Мазепа жалуется на большие
потери: "...посылали-де они партию, до Полтавы из местечка Опошни человек со сто
назад тому будет дпей с пять. И тое партию под Полтавою московское войско всех
порубило, только из той партии приехало к ним три человека. И на другой день
посылали другую партию 500 человек и тех такожде под Полтавою всех до одного
порубили".
Поляки передавали также, что король и Мазепа хотят идти к Полтаве со всем
войском и будто бы шведы сказали: "Хотя там все погинем, а будем доставать
Полтаву". Казак утверждал, что в самой Опошне стоит отряд в 8 тыс. человек
шведов, поляков и волохов, конных и пеших. Но при них всего три пушки. Остальная
же армия разбросана по деревням и по лесу, в полумиле и больше от Опошни. Но так
как в провианте и в фураже имеют великую нужду, то посылают на поиски мили за
две и за три{14}.
---------------
{14} Там же, л. 506—507 об. Копия с присланных допросных
речей, которые присланы из Ахтырска от господина полковника Чернышева.
Два вопроса беспокоили русское командование в это время, когда становилось
окончательно ясно, что шведы из Опошни пойдут прямо на Полтаву: во-первых,
каково настроение в Полтаве и, во-вторых, как избавиться от явно готовящего
измену и агитирующего в пользу измены кошевого Гордиенко.
25 февраля Меншиков доносит Петру о капитане Теплицком, который ездил в
Полтаву и "тамошнее поведение хорошо высмотрел".
Тот же Теплицкий побывал с запорожцами (очевидно, антимазепинцами) у
полковника Миргородского, на которого Меншиков возлагает очень большие, но
нарочито неясно выражаемые надежды. Оказывается, что "оный полковник старается о
кошевом, чтоб как мочно против наших пунктов способный промысл учинить, и
надеется при помощи божий от него такого действия вскоре что дай милостивый
боже".
Очевидно, речь идет о достижении безусловно необходимой цели: низвержении
изменника Гордиенко и избрании в Запорожской Сечи нового кошевого.
Известия, привезенные капитаном Теплицким, показались Меншикому настолько
важными, что он отправил капитана немедленно к Петру: "о чем обязательно
извольте выразуметь от него, господина капитана"{15}.
---------------
{15} Там же, л. 499 и об. Из Тишков. 1709 г., февраля 28.
Но Петр, по-видимому, не очень рассчитывал на низвержение Константина
Гордиенко и перемену политического настроения
[675] среди
части запорожцев. Еще 25 февраля Петр послал Меншикову "подтвердительный указ"
об отправлении в Каменный Затон трех пехотных полков. Эти полки должны были
сосредоточиться в Киеве и затем отправиться плавнями до Каменного Затона.
Уже 2 марта Меншиков отвечает царю, что его указ выполняется. Но в своем
письме Петр предлагает также "о кошевом чтоб о низверженьи его искать способу".
Меншиков отвечает, что он "возможного ищет способу чрез полковника
Миргородцкого, который и сам к тому радетельно тщится"{16}.
---------------
{16} Там же, л. 500—502. Из Харькова. 1709 г., марта 2.
Еще до конца марта 1709 г. русским военным властям, стоявшим вдалеке от
главной квартиры Петра, или Шереметева, или Меншикова, приходилось разъяснять,
во избежание опасной путаницы, как следует относиться к тем или иным запорожцам
— как к друзьям или как к врагам: "А о запорожцах, каковы они нам явились, о том
вы разумеете из писем господина генерал маеора Волконского и полковника
Миргородцкого, от нас к ним писанных"{17}, — сообщал 24
марта 1709 г. Меншиков из Воронежа в Голтву адъютанту Ушакову.
---------------
{17} ЦГИАЛ, ф. 1117, Салтыков И. П. и Мятлева П. И., оп.
I, ед. хран. 246, л. 1—2 (Подпись Мешпикова, автограф).
Взятые от шведов в конце февраля 1709 г. "языки" единогласно показывали, что
шведская армия направляется к Полтаве, а пока часть стоит в Опошне. Сами же они
(два шведа и "польский хлопец") были в партии из 20 человек, которые с поручиком
во главе были посланы из Опошни "для искания провианту". Разведка оказалась
неудачной: русские перебили всех, кроме трех взятых в плен. Одного из них взяли
"мужики"{18}.
---------------
{18} ЦГАДА, ф. Кабинет Петра I, отд. 2, 1709 г., кн. I,
д. 9, л. 503— 504. Копия с расспросных речей взятых языков.
Гольц, главной миссией которого, было помогать Синявскому в борьбе против
шведов и Станислава Лещинского, был не в очень спокойном настроении.
Вести о переходе части запорожцев на сторолу шведов сильно смутили коронного
гетмана Синявского и его войско. Синявский дважды посылал к генералу Гольцу двух
своих генерал-адъютантов "прилежнейше просить" "чтобы я (Гольц) маршем своим без
дальнейшего отлагательства к нему поспешил, ибо коронное войско начинает зело
перебегивать и к противной партии переходить" (курсив мой — Е. Т.).
Поляки узнали, что в Бердичеве был перехвачен запорожский "атаман", который: вез
письма от Мазепы и от кошевого (Гордиенко) к Станиславу с известием о переходе
запорожцев к Карлу. "От чего коронное войско зело потревожилося", потому что эти
поляки, "чают, что приступлением (присоединением — Е. Т.) запорожцев к
королю шведскому вашего царского величества прежние счастливые удачи и великие
авантажи ныне всемерно разрушены суть". Поляки даже думают, что он, Гольд,
послан будет не им помогать, а "покорять запорожцев". Гольц просит Петра
подтвердить прежние указы о помощи коронному войску, "дабы
[676] опасные перемены упредить и коронное войско в постоянном
доброжелательстве состоять", отчего царю "великая есть польза".
Опасения Синявского были напрасны. Гольц поспешил "по подольским границям" к
Константинову{19}.
---------------
{19} Там же, л. 212 и об. Гольц — Петру I. Из Погребищи,
1709 г., апреля 13.
До начала марта Петр и Шереметев делали все от них зависящее, чтобы
предупредить замышлявшийся в Запорожье переход на сторону шведов. Шереметев из
Сорочинец пересылал письма через Даниила Апостола к запорожским полковникам,
которым "писал от себя лист с обнадеживанием" царской милости и награды{20}. Но надежды на мирное улажение возникшего в руководящих
кругах Запорожья опасного движения быстро таяли.
---------------
{20} ЦГАДА, ф. Кабинет Петра I, отд. 2, 1709 г., кн. II,
д. 10, л. 249 и об. [Шереметев — Петру I]. Из Сорочинец 1709 г., февраля 28.
Уже 9 марта царь приказал Шереметеву стать на дороге от Переволочной "ради
предостерегания запорожцев между тех мест, где шведы стоят". Но как ни спешил
Шереметев, он опоздал. 16 марта он прибыл в Голтву, но был задержан разливом
рек, и запорожцы успели уже перейти к шведам. Неприятельское войско стояло в
Решетиловке. К Шереметеву приходили запорожцы, не пожелавшие идти за изменником
кошевым "Костей" Гордиенко. Они уверяли, что изменившие казаки "нетверды" и одни
пойдут на свои рыбные ловли, а другие будут сидеть "в домах своих". Говорили они
также, что Крымская орда "во всем отказала" изменникам. Шереметев ободрился и
послал воззвание к запорожцам "с обнадеживанием милости", "чтоб они... на
Мазепины и кошевого воровские замыслы не смотрели". Посулы чередовались с
угрозами тем, кто пойдет за изменниками. Шереметев просил царя о посылке
подкреплений. Шведы стягивали свои силы к югу, бросая один за другим на произвол
судьбы занятые ими города и села. 14 марта Шереметев узнал, что неприятель ушел
из Гадяча и даже не успел в полной мере сжечь город, так как русские партизаны
("наша партия") поспешили напасть на уходивших шведов, которые принуждены были
кинуть часть своего багажа{21}.
---------------
{21} Там же, л. 251—253 об. [Б. П. Шереметев — Петру I].
Из Голтвы, 1709 г., марта 18.
16 марта 1709 г. приехали в Голтву запорожские казаки — Василии Микифоров с
тремя товарищами — и привезли недобрые новости: оказалось, что 11 марта явился
из Сечи в Переволочную сам кошевой и привел одну тысячу человек конницы и
пехоты. К нему присоединился Нестулей с пятьюстами человек конницы и прибыли
также двое уполномоченных от Мазепы. Экстренно собралась рада в Переволочной. На
раде были зачитаны кошевым "прелестные письма" от Мазепы. Мазепа уверял, что
царь желает весь народ малороссийский за реку Волгу загнать. Агитация удалась:
"И по многим разговорам на той раде по прелестям кошевого и мазепиным письмам,
также и за дачею денег от кошевого запорожцам скудным людям
[677] тайно, многие почали кричать, чтобы быть с мазепину
сторону. И онойде полковник Нестулей и все запорожское войско, как конница, так
и пехота, превратилась на изменничью сторону". Это событие требовало, конечно,
серьезнейшего внимания со стороны Петра, потому что в верности Нестулея и царь и
Шереметев были убеждены{22}.
---------------
{22} Там же, л. 254.
Во второй половине марта 1709 г. измена части запорожцев и прежде всего,
конечно, руководящей, правящей казацкой верхушки уже быстро превращалась в
очевидный факт, который становилось невозможным оспаривать: "А здесь гораздо от
тех изменников большой огонь разгораетца (sic. — Е. Т.), который надобно
заранее гасить"{23}, — так писал Петру генерал Карл Ренне
30 марта 1709 г.
---------------
{23} ЦГАДА, ф. Кабинет Петра I, отд. 2, 1709 г., кн. I,
д. 9, л. 777 и об.
Запорожцы вольно гуляли по низовьям Днепра, терроризуя и грабя нещадно
городки и деревни, не примкнувшие к шведам. Несколько тысяч вооруженных
запорожцев окончательно пошло за шведской армией, хотя Карл XII и не пожелал
включить их в число регулярных частей шведского войска.
До середины марта 1709 г. не только еще не было запорожцев в шведском лагере
в Великих Будищах, где была королевская ставка, или в Лютенках, или в Бурках,
или в Опошне и в других деревнях и местечках, где стояла шведская армия в это
время, но даже и "о запоросцах никаких ведомостей" пока не было{24}. Даже и в апреле, когда в политическом отношении дело в
Запорожье уж совсем выяснилось и запорожцы стали на сторону Мазепы, все-таки у
них еще не было оснований немедленно расположиться у шведского лагеря: ведь всю
весну если с провиантом у шведов было "не без нужды", то "фуражу ничего нет и
для лошадей секут солому и тое едною соломою лошадей кормят". Где же тут было
запорожцам надеяться, что хватит корма для нескольких тысяч их лошадей, когда
падали от бескормицы сотнями лошади шведов?
---------------
{24} ЛОИИ, ф. 83, походная канцелярия А. Д. Мешпикова,
картон 11, № 46. Показания двух шведов Бугуцкого и Лаврина Коглина, 1709 г.,
марта 15 дня.
Только в мае, когда русские войска стали вплотную теснить запорожские поселки
и "плавни", и особенно после взятия и разгрома самой Сечи, запорожцам пришлось в
массе искать "укрытия" и спасения в шведском лагере, уже не разбирая, будет ли
корм для лошадей или не будет.
В марте (1709 г.) Карл XII и Мазепа имели свою главную квартиру в Великих
Будищах. Шведская армия расположена была частью в Лютенках, частью в Бурках,
частью в Опошне и еще не все ушли из Гадяча. Обмороженных ("ознобленных") и
больных было много, но они все были нужны для пополнения сильно поредевших
кадров.
Три волоха из нерегулярной волошской части шведской армии 9 июня 1709 г.
бежали из шведского лагеря к русским и рассказывали, что запорожцев у Карла
"тысяч семь", но [678] многие из них "утекают" к
Миргородскому полковнику (Даниилу Апостолу) в Голтву. "А провиантом в швецском
войске зело скудно и шведские волоша все хотят отъехать до войск ею царского
величества,— да неможно, изыскивают способного времяни и будут отъезжать, хотя
по малому числу".
Нас не должна удивлять разноголосица в показаниях источников о числе
запорожцев в осаждавшей Полтаву шведской армии: после полного разорения Сечи
полковником Яковлевым запорожцы лишились оседлости, и те, кто успел спастись, и
те, кто бродил до того по Гетманщине, время от времени наведываясь в Сечь,
волей-неволей должны были спасаться, убегая к шведской армии, стоявшей под
Полтавой.
При всей пестроте и ненадежности цифровых показаний пленных или лазутчиков,
или дезертиров из шведского лагеря можно все-таки усмотреть, что еще в марте и в
первую половину апреля запорожцев из Сечи в войске Карла было значительно
меньше, чем в мае и особенно в июне. С одной стороны, как сказано, взятие и
полное разорение Сечи сделало для уцелевших запорожцев шведский лагерь
единственным прибежищем, оставшимся для них. А, с другой стороны, шведское
войско, осевшее впервые (после ухода из Гадяча) сколько-нибудь Прочно около
Полтавы, стало гораздо ближе географически к Запорожью, чем до той поры было.
Когда Мазепа и генерал Гамильтон с шестью пехотными и четырьмя конными полками
стояли в селе Жуках, а генерал Крейц в Ремеровке с десятью конными Полками, а
граф Пипер в Старых Сенжарах с тремя пехотными полками, то немудрено, что
сбежавшихся под эту защиту запорожцев к середине июня уже насчитывали не четыре,
а до семи тысяч человек{25}.
---------------
{25} Там же, № 247, 1709 г., июня 9. Показания волохов трех человек.
|
