В течение всего февраля до Петра доходили недобрые слухи о том, что делается в Сечи. Скоропадский определенно советовал сменить поскорее кошевого, более чем подозрительного "Костю" Гордиенко. Но царь считал более осторожным не раздражать Сечь прямым вмешательством и нарушением выборных порядков на Запорожье. "И то гетман (Скоропадский — Е. Т.) советует, чтобы переменить кошевого. И то зело добро, и всегда мы то говорили, что надобно. И как оное зделать, того способу искать надлежит, которое, мню, чрез бы Миргороцкого и денги (курсив мой — Е. Т.) могло статца...",— писал Петр из Воронежа Меншикову 21 февраля 1709 г. Он надеялся, что Даниил Апостол увещаниями и подарками сможет создать против Гордиенко оппозицию в Сечи и низвергнуть его. Вообще Петр до последней минуты не терял надежды "смотреть и учинить запорожцев добром по самой крайней возможности; буде же [679] оные явно себя покажут противными и добром сладить будет невозможно, то делать с оными яко с ызменники". Уже в марте все иллюзии рассеялись. Запорожцы поддались "улещиваньям" Мазепы, фантастическим слухам о близком выступлении Турции, о помощи, которую им будто бы готов оказать крымский хан, о непреоборимой силе шведского короля и совершили свой гибельный шаг.

С начала марта 1709 г. Петр уже совершенно уверен в "воровстве" кошевого Гордиенко и измене в Запорожье и настоятельно требует от Шереметева и Меншикова самых скорых и решительных мер. "Запорожцы, а паче дьявол кошевой, уже явной вор", — пишет царь 4 марта Меншикову^{26}.

---------------

^{26} К А. Д. Меншикову, (1709 г.], марта 4.— Письма и. бумаги, т. IX, в 1. М.—Л., 1950, стр. 113—114, № 3106.

А спустя четыре дня идет грозное распоряжение Шереметеву о том, чтобы не допустить запорожцев до соединения со шведами: "а ежели допустите и по сему не учините, тогда собою принуждены будите платить"^{27}.

---------------

^{27} К Б. П. Шереметеву, из Воронежа. 1709 г., марта 8.— Там же, стр. 117—118, № 3113.

В течение всего марта и апреля запорожцы серьезно озабочивают Петра. "А наипаче тщитца каналию запорожскую и сообщникоф ix iскоренять",— этот мотив господствует в переписке Петра того времени^{28}.

---------------

^{28} Ответы на пункты, поданные А. Д. Мешпиковым. 1709 г., марта 29.— Там же, стр. 135, № 3140.

Тревожные слухи об успехах пропаганды мазенияца запорожского кошевого "Кости" Гордиенко все усиливались. "Однако ж хотя кошевой вор сколко может к неприятелской стороне казаков склоняет, токмо болшая часть оных желают быть против неприятеля, для чего уже от нас несколько знатных людей туда послано, дабы вора кошевого опровергнуть... Кошевой вор пишет уневерсалы за Днепр в Чигирин, прельщая к мазепиной стороне",— пишет Григорий Долгорукий Меншикову 16 марта 1709 г. и посылает тотчас Галагана (раскаявшегося мазепинца) в Чигирин, чтобы "от всех шатостей стеречь Заднепровскую сторону"^{29}.

---------------

^{29} ЛОИИ, ф. 83, походная канцелярия А. Д. Мешпикова, картон 11, № 48. Письмо Г. Долгорукого из Лукомли А. Д. Меншикову. 1709 г., марта 16.

В бумагах Меншиковского фонда в архиве ЛОИИ есть полуистлевший обрывок (весь фонд поступил в очень ветхом состоянии), из которого можно, хоть и с большим трудом, понять, что дело идет о последствиях поражения полковника Кэмпбела ("Кампбел"). Запорожцы, по-видимому, если верить им, взяли в плен 154 "великороссийских человека", из какого числа половину отослали к крымскому хану, а другую половину—шведскому королю. Далее эти подосланные "шпиги" (так именуются в наших документах шпионы и лазутчики) сообщили, что согласно "прежнему положению" ("по преж... полож..."), т. е. соглашению "меж им кошевыми в войске запорожском и королем шведским — итти на Москву с ардами имеет салтан един". А пойдет "салтан" муравским шляхом "в великоросийские слободы". Кошевой же рассылает "во все городы полтавского полку листы, чтобы казаки готовились все до войска"^{30}.[680]

---------------

^{30} Там же, № 59. Допросная ведомость шпигов. 1709 г., марта 22.

Очевидно, предусмотрительный "Костя" Гордиенко приглашает "салтана", чтобы тот вторгся в великорусские "слободы" "един", без запорожцев, которым, конечно, безопаснее было находиться под крылышком шведской армии и ждать дальнейших событий, не разлучаясь с шведами.

Из сохранившегося в бумагах Менщикова в крайне поврежденном виде и поэтому почти вовсе непонятного обрывка ("отрывка письма") можно уразуметь, что кошевой Гордиенко требует от кого-то, кому он пишет, чтобы "не пускали москалей в город", а искали бы способов сопротивляться им: "маючи сто... способу дати отпор оным, бо если вселится уже тая проклятая Москва, то и вам там за не... не будет доброго мешканья".

На обрывке сохранилась дата: "марта 22 день 1709 року" и подпись: "Гетман Костянтан Гордеенко кошовый войска запо... (рожского. —Е. Т.) низового". Неясно, откуда именно писано письмо (З Ново.....рода")^{31}. По-видимому, это нечто вроде циркулярного воззвания.

---------------

^{31} Там же, № 60. Отрывок письма кошевого К. Гордиенко. 1709 г., марта 22.

Насколько мало была популярна измена Мазепы в рядах казачьей массы, явствует из успеха мероприятий Скоропадского.

Одним из заданий нового гетмана Скоропадского было по возможности "верстать" казаков в драгуны. Таково было желание царя. Делалось это, пока шла война, в довольно обширных размерах. Например, из одних только чугуевских казаков Скоропадский "набрал... в драгуны" 900 человек; "и люде гораздо добры и артикул зело поняли твердо", — хвалит их гетман^{32}. Дух воинской дисциплины в драгунских полках был сильнее, чем в полках казачьих, и этим-то руководились Петр и Меншиков, проводя данную меру.

---------------

^{32} Там же, № 66. Два отрывка письма гетмана Скоропадского — А. Д. Меншикову (точной даты на обрывке нет. Перед Полтавским сражением).

Последнюю попытку покончить с запорожской изменой без кровопролитного штурма Сечи Петр сделал 17 мая, послав грамоту "наказному кошевому" Кирику Конеловскому. Он обещает прощение в случае немедленного раскаяния и ставит на вид полную безнадежность положения изменников: "А оборонить вас от гнева нашего некому, ибо швед ныне и сам от войска нашего окружен и под Опошнею побит и, потеряв пушки и знамена и немалое число людей, ушел от войск наших. А из-под Полтавы и из всего Малороссийского краю уповаем его, с помощью вышнего, прогнать вскоре. А Лещинский разбит и загнан от войск наших за Вислу. А с салтановым величеством и со всеми его поданными и Крымскими и Буджацкими ордами у нас, великого государя, мир и тишина содержится"^{33}.

---------------

^{33} Грамота к наказному кошевому атаману Кирику Конеловскому, мая 17.— Письма и бумаги, т. IX, в. 1, стр. 181—184, № 3194.

Петр пометил свою грамоту: "Дан в обозе нашем под Полтавою маия в 17 день 1709 году", но на самом деле он прибыл под Полтаву лишь 4 июня. Явно предполагалось, что на запорожцев более внушительное впечатление должно было произвести [681] близкое присутствие Петра, который на самом деле в это время находился еще в Троицком, в Азовских местах.

Поход весной 1709 г. Григория Волконского и Яковлева против Сечи показывал, что с запорожской изменой решено расправиться беспощадно, потому что в этот момент она могла заставить Станислава Лещинского очень серьезно отнестись к приглашениям и улещиваньям Мазепы поскорее пожаловать на помощь шведам. Взяв Переволочную, где было "казаков с тысячу, да жителей с две тысячи", Волконский и полковник Яковлев "воровских запорожцев и жителей вырубили, а иные, убоясь, разбежались и потонули в Ворскле и Переволочну, так и Кереберду (sic. — Е. Т.) выжгли"^{34}.

---------------

^{34} ЦГАДА, ф. Кабинет Петра I, отд. 2, 1709 г., кн. II, д. 10, л. 247— 248. Из Лубны, 1709 г., апреля 24. [Шереметев — Петру I].

Гулявшие по Украине отдельными ватагами запорожские казаки, имевшие своей базой Сечь и наводившие панику на население, которое не пожелало пойти за Мазепой, представляли собой серьезную опасность. Меншиков, которому Петр поручил покончить с Сечью, отрядил туда полковника Яковлева, и тому удалось после очень тяжелых усилий и больших жертв взять Сечь. Он сжег ее до основания и подверг попавших в его руки суровейшим казням и репрессиям. Солдаты Яковлева были страшно ожесточены тем, что запорожцы в дни, предшествовавшие сдаче, подвергали взятых ими в плен солдат неслыханным истязаниям, калеченью, издевательствам и пыткам всякого рода. Разъярены солдаты были против запорожцев и за первоначальные нежданные нападения на отряд Кэмпбела и больше всего за их измену родине. Сечь погибла в потоках крови. Тогда же была частично сожжена Переволочная и другие поселки по Ворскле и Днепру. Все это происходило в середине мая.

Приведем некоторые подробности о разгроме Сечи.

Полковник Яковлев с сильным отрядом выступил еще в самом конце апреля 1709 г. из Киева и, преодолев у Переволочной сопротивление высланной против него запорожской части, 14 мая подошел к Сечи и начал атаку. Сначала запорожцы одержали верх, перебили около трехсот человек из отряда Яковлева, взяли пленных и после страшных пыток умертвили их всех. Но к вечеру положение круто переменилось. К Яковлеву подошла подмога, драгуны, посланные Григорием Волконским. На свою беду запорожцы обознались и приняли издали приближающееся русское войско за крымских татар, которых они все время ждали. Они вышли поэтому навстречу и тут были вконец разгромлены. Русское войско на плечах хлынувших назад запорожцев ворвалось в укрепление Сечи, перебило почти всех, кого там нашло, кроме арестованных зачинщиков: "знатнейших воров", как выразился Меншиков. А "все их места" велено было разорить, "дабы оное изменническое гнездо весьма выкоренить".[682]

Известие о разгроме Сечи Петр получил 23 мая. "Сегодня получили мы от вас писмо, в котором объявляете о разорении проклятого места, которое корень злу и надежда неприятелю была, что мы, с превеликою радостию услышав, господу, отмстителю злым, благодарили с стрелбою",— писал царь Меншикову^{35}. И в тот же день он извещал царевича: "Сего моменту получили мы ведомость изрядную от господина генерала князя Меншикова, что полковник Яковлев с помощию божиею изменничье гнездо, Запорожскую Сечь, штурмом взял и оных проклятых воров всех посек и тако весь корень отца их, Мазепы, искоренен"^{36}. Полетели от Петра письма к Шереметеву, Кикину, Апраксину, возвещая радостную новость.

---------------

^{35} К А. Д. Меншикову, 1709 г., мая 23.— Письма и бумаги, т .IX, в. 1, стр. 191—192, № 3203.

^{36} К царевичу Алексею Петровичу.— Там же, стр. 192, № 3204.

Поздно поняли запорожцы, куда завела их измена. Уже работая в шведском лагере под Полтавой, они горько жаловались и раздражались.

Ненависть части запорожцев к Мазепе, соблазнившему их на измену, дошла до таких размеров, что, конечно, только шведы спасали "старого гетмана" от расправы. Это чувство открыто сказалось впоследствии во время панического бегства Карла и его спутников от Переволочной в заднепровские степи. Беглецы уже приближались к Бугу, когда вдруг, по свидетельству очевидца графа Понятовского, произошло следующее. "На третий день в ночь в лагере возникла тревога. Казаки, которые возмутились против Мазепы, хотели разграбить его телеги, где у него были большие ценности, а его самого схватить и выдать царю". Король Карл XII просил Понятовского успокоить казаков, что ему и удалось. Мазепа был спасен от неминуемой гибели: казаки твердо знали, что царь им все простит и богато одарит за выдачу старого изменника, за которого он спустя короткое время обещал туркам триста тысяч рублей — сумму колоссальную по тому времени^{37}. (Смерть спасла Мазепу в сентябре 1709 г. от ожидавшей его участи.)

---------------

^{37} Рубль первой четверти XVIII в. равнялся 9 золотым рублям начала XX в.

Запорожцы и тут опоздали. Они послушались Понятовского и оставили Мазепу в покое, а спустя некоторое время, когда беглецы уже примчались к Бугу, их настигла русская погоня. Карлу XII и Мазепе удалось переправиться через Буг, но мазепинцы-запорожцы были большей частью изрублены на месте или взяты в плен Григорием Волконским.