Тарле
Евгений Викторович
Северная
война и шведское нашествие на Россию
|
|
Меню:
Северная
война и шведское нашествие на Россию;
Бібліотека |
|
Глава I. 29
С 28 декабря 1706 г. до 30 апреля 1707 г. Петр провел в Жолкиеве. Конница
(драгунские полки) находилась при царе,. в Жолкиеве и Яворове, а пехота стояла в
Дубно и окрестных местах.
В Жолкиеве Петр созвал свой главный генералитет во главе с Меншиковым и
графом Шереметевым. Время было неспокойное.
Дипломатическая изоляция России с каждым месяцем становилась все явственнее.
Оскорбительные выходки и прямые-провокации со стороны шведского короля следовали
одна за другой. Варварская расправа с Паткулем произвела тогда в политических
кругах Европы особенно сильное впечатление.
Паткуль, сидевший с конца 1705 г. в заключении в саксонской цитадели в
Зонненшейне, был по специальному о нем условию, внесенному, согласно желанию
Карла XII, в Альтранштадтский договор, выдан шведам, перевезен в г. Казимир в
Польше и здесь предан в октябре 1707 г. мучительнейшей казни. Сам Карл лично дал
очень подробную инструкцию: Паткуля сначала колесовали, причем ему было дано с
долгими промежутками шестнадцать ударов кованной железом дубиной, переломавшей
ему последовательно все кости рук, ног, позвоночника, затем, когда он подполз к
эшафоту и умолял поскорее отрубить ему голову, то палач лишь на четвертом ударе
топора покончил с ним. Труп затем был четвертован. И Карл XII был еще в большом
гневе на офицера, командовавшего при выполнении казни, за то, что Паткуль не
получил еще нескольких ударов, и офицер был за излишнее милосердие
разжалован{134}. Все это со стороны Карла XII, знавшего,
сколько раз царь хлопотал перед Августом о присылке арестованного Паткуля в
Россию, проделывалось с целью как можно больнее уязвить и оскорбить царя в лице
его полномочного посла, каковым числился Паткуль перед своим арестом.
---------------
{134} "... и особливо удивления достойно, что
офицер шведский, который при екзекуции
оного Паткуля был (и после колесования, хотя
не скоро еще, едва ему живу сущу, голову
допустил отсечь), от короля шведского чина
своего лишен: ибо король не приказывал ему
скоро голову отсечь, пока не замучится до
смерти". — Журнал Петра Великого, ч. 1,
стр. 144.
Русские дипломаты именно так и поняли варварскую расправу с Паткулем как
оскорбление, прямо направленное против царя, именно в виде ответа на протесты
Петра перед Европой по поводу ареста его посла. Головкин и Шафиров, узнав о
казни, разослали по иностранным дворам новый резкий протест и грозили
репрессалиями, о чем сообщали Петру: "Да писали ж мы ко всем своим министрам,
дабы, будучи при дворах, объявили, протестуя о жестокосердии короля швецкого"
показанном в ругательной казни министра вашего Паткуля, несмотря на протестации
ваши, и что тем он подает вашему величеству довольные причины ко взаимному
отмщению"{135}.[477]
---------------
{135} [Головкин Г. И. и Шафиров П. П.— Петру I]. Из
местечка Гнезна. 1707 г., октября 31.— Письма и бумаги.,
т. VI, стр. 415.
Приходилось привыкать все больше и больше к мысли, что вторжение Карла в
пределы России совершенно неизбежно.
У русского командования уже был в основных чертах выработан знаменитый в
военной истории России "жолкиевский план", приведший русскую армию и русский
народ после долгих и тяжких испытаний к сокрушительной победе над высокомерным и
жестоким врагом.
После Альтранштадтского мира Польша или часть (и самая значительная часть) ее
перешла в шведский стан, и лишь местами, например в Литве, можно было
рассчитывать при случае на благоприятное к русским отношение. С другой стороны,
как мало ни полагался Карл XII на своих новоявленных польских союзников и их
боеспособность и верность шведскому знамени, царь имел все основания опасаться,
что отныне при энергии, предприимчивости, неукротимой отваге шведского короля
грозный шведский враг воспользуется полным подчинением Польши его воле и
двинется из Саксонии прямо на Украину, в Киев. Петр не думал, что это будет
очень скоро. Мало того: в начале января 1707 г., т. е. в первые дни пребывания в
Жолкиеве, он полагал, что Август II, оставшийся курфюрстом саксонским, вступит в
союз со своим суровым победителем Карлом и шведы с саксонцами вторгнутся
во владения австрийского императора, и, значит, подтверждаются слухи, что "швед
софсем (sic. — Е. Т.) не мыслит выходить из Саксонии в Полшу"{136}.
---------------
{136} К Петру Павловичу Шафирову. Из Жолквы, в 6
день генваря 1707 г.— Письма и бумаги, т. V,
стр. 9, № 1494.
Извещая о том же Апраксина, Петр не скрывает своего удовольствия: "Писма
приходят, что швед конечно намерен против империум (Австрии. — Е. Т.);
дай боже, чтоб правда то было"{137}.
---------------
{137} К Федору Матвеевичу Апраксину. Из Жолквы, в 8
день генваря 1707 г.— Там же, стр. 14, № 1499.
Эти слухи явно очень сильно занимали царя. Во-первых, Россия в случае похода
Карла XII из Саксонии в Австрию получала немалую передышку в тяжкой войне.
Во-вторых, являлась возможность привлечь к тесному союзу не только Австрию (что
уж само собой сделается, конечно), но и Англию. Петр рассуждает совершенно
логично. В случае вторжения победоносного шведского короля во владения
австрийского "цесаря" Австрия фактически выходит из войны за испанское
наследство и Англия остается почти в одиночестве лицом к лицу с Людовиком XIV. И
тогда Карл может заставить Англию пойти на все уступки и заключить невыгодный
мир с французами. Петр приказывает Шафирову узнать: что же англичане предпочтут.
— вступить в союз с Россией или покориться угрозам Карла? "Того для... с
Аглинским (послом. — Е. Т.) и протчими поговори и уведай как возможно,
ежели с устращиваньем принуждать их станет швед (что уж и починаетца) к миру с
Францией, тогда будут ли они нас желать в союз или по воле ево зделают (sic. —
Е. Т.)"{138}.[478]
---------------
{138} К Петру Павловичу Шафирову. Из Жолквы, в 8
день генваря 1707 г.— Там же, стр. 16, № 1501.
К слову заметим, что англичане в это самое время, весной и летом 1707 г.,
вели большие торговые операции в Архангельске.
Торговля с англичанами и голландцами ширилась, и никакие превратности и
русские неудачи в затянувшейся борьбе не уменьшали торгового обмена. Как самое
обыденное явление Витворт сообщает, например, своему правительству 30 июля 1707
г., что в Архангельск благополучно прибыли шестьдесят четыре английских
купеческих корабля под специальной охраной трех английских военных судов. И
должны были прибыть. туда еще тринадцать или четырнадцать, но есть опасение, что
они попали в руки французов. И еще ждут тринадцать судов из Гамбурга и несколько
судов из Голландии и еще из Англии{139}.
---------------
{139} М. Whitworth to the right honourable M. secretary Harley. Moscow, 30 July (10
August), 1707.— Сб. РИО, т. 39. СПб., 1884, стр. 411, № 122.
Из Саксонии Карл XII все не выходил. Для англичан это становилось в тот
момент (весной 1707 г.) тревожным, потому что из Саксонии Карл XII грозил
вторгнуться в Габсбургские владения, что имело бы последствием фактическое
устранение Австрии из войны за испанское наследство, так как все вооруженные
силы австрийский император должен был бы отозвать для защиты Вены и своей
империи. Если бы это случилось, то англичанам пришлось бы в несравненно большей
степени, чем до той поры, участвовать непосредственно в сражениях против
французов. А герцог Мальборо привык одерживать свои английские победы немецкой
кровью, и в его расчеты вовсе не входило лишиться в разгаре тяжкой войны
австрийских союзников. Но так как и для поддержки Августа в Саксонии пришлось.
бы там лично воевать и тратить войска, чего тоже англичане не хотели, то они
ограничились широким распространением слухов, что вот не сегодня-завтра Мальборо
явится в Саксонию, чтобы выгнать шведов: это уже одно могло заставить шведского
короля воздержаться от нападения на имперские австрийские владения.
Верил ли Август этим английским посулам или умышленно" лгал Петру, но вот что
прочел царь в письме, написанном саксонским придворным служащим Шпигелем Г. И.
Головкину и П. П. Шафирову 28 апреля 1707 г.: Шпигель сулит царю "превеликие
удовольствия", потому что случилась "знатная причина и великая польза": "Милорд
Марлборук за два дня совершенно в Лейпциге будет и подлинно шведов в мае месяце
из Саксонии вон выпроводит". Но зная, как мало Петр имеет основания полагаться
на обещания англичан вообще, а герцога Мальборо в частности, Шпигель обещает
доставить подробности о том, что уже на этот раз все будет сделано на совесть:
"Я о Марлборукове исправлении все обстоятельную ведомость с собою принесу!"{140}
---------------
{140} Шпигель — Головкину и Шафпрову. Апреля в 28
день 1707 г. Черновой перевод в польских делах
1707.— Письма и бумаги, т. V, стр. 577, № 84.
Задержка шведского короля в Дрездене и его окрестностях была очень на руку
царю. Даже и не веря в "исправление Марлборуково", [479]
царь знал, что самый слух о приходе англичан задержит Карла XII.
Вообще никакая статистика движения торговли между Англией и Россией, если бы
ома существовала, — а ее не было и в помине для этих лет — не могла бы дать
более яркого представления о громадном значении для англичан русского сырья, чем
дает общая дипломатическая переписка английских послов, сидевших в Москве, с их
правительством. Послы постоянно уверяют свое правительство в том, что они очень
хорошо понимают, до какой степени вредно для жизненных интересов английской
торговли раздражать царя и как заботливо поэтому должно скрывать и маскировать
от русских такие шаги британского кабинета, которые могут вызвать неудовольствие
России и экономические репрессалии. Дело об оскорблении посла Матвеева
(задержанного "за долги" якобы по оплошности полиции и сейчас же выпущенного с
большими извинениями) вызвало какую-то панику: министерство и сама королева Анна
не щадили самых горячих, самых сердечных выражений, чтобы засвидетельствовать
перед царем свою "скорбь", и шли на какие угодно извинения. Нужно заметить, что
выполнение затеи с арестом Матвеева оказалось большой оплошностью и причинило
англичанам много ненужных и досадных неприятностей. При этом и послы и министры
знали, что чисто политическими репрессалиями Россия мстить им не станет
вследствие необходимости считаться с Англией в разгар войны против Швеции. Но
мстить средствами экономическими, стесняя вывоз сырья из России в Англию или
давая преимущества голландцам, было возможно, и это очень пугало английское
правительство. Вот почему затеянное с явно провокаторскими целями, но неловко
выполненное нападение на А. А. Матвеева пришлось заглаживать извинениями. Таково
было объяснение подобных "колебаний" и противоречивых поступков. "Александра
Даниловича здесь ждут со дня на день, а это в самом деле необходимо для
окончания некоторых дел, которые вполне зависят от его усмотрения, — и прежде
всего дело о дегте", — пишет посол Витворт статс-секретарю Гарлею 13 февраля
1706 г. И посол доносит о важном событии: он узнал два дня назад от одного лица,
которое в курсе дела, что срубили много деревьев и что весной будет готово
пятьдесят тысяч бочек смолы, правда, по чрезмерной цене. И вот какое несчастье:
голландцы проведали и уже поспешили согласиться на всякую цену и выплачивают
ефимками. Посол не может скрыть своего огорчения и слагает вину за эту
прискорбную неудачу на британское правительство, а не на себя: "Если бы я
вовремя знал, как морское ведомство серьезно заинтересовано в сделке, я мог бы
предупредить такое повышение цен". Но посол все же хочет хоть немного [480] утешить британское правительство: "Во всяком случае я
все-таки попытаюсь достать двадцать пять тысяч бочек, если возможно, по более
разумной цене и надеюсь дать вам лучшее сообщение об этом деле!"{141} Вот типичный тон английской дипломатической переписки в
годы Северной войны. Не только могущественное купечество, но и непосредственно
английская государственная власть были очень живо заинтересованы в получении
русского дегтя, мачтового леса, пеньки, льна и льняной пряжи, кожи и т. д. И не
только в русском экспорте в Англию, но и в английском импорте в Россию была
заинтересована английская торговля. Достаточно проследить по переписке послов о
том, как живо интересовались в Англии вопросом о ввозе в Россию из Англии табака
и табачных изделий. Британские дипломаты очень ухаживали за "Александром
Даниловичем", как они ласково называют Меншикова, и за Шафировым, от которых
очень зависели эти дела внешней торговли. Какое в посольстве ликование было,
когда в середине апреля 1706 г. удалось через Шафирова не только уладить дела о
ввозе табака в Россию, но, что было гораздо важнее, добиться разрешения царя на
вывоз из Архангельска "десяти тысяч бочек смолы для флота королевы" и обещания
царя и дальше отпускать этот драгоценный товар. Посол ликует: "Я уже совсем
считал дело пропащим!"{142}
---------------
{141} М. Whitworlh to the right honourable M. secretary Harley. Moscow, 13/24,
February, 1706.— Сб. РИО, т. 39, стр. 242. {142} M. Whitworth to the right honourable M. secretary Harley. Moscow, 18/29 April,
1706.— Там же, стр. 260, № 64.
В России хорошо понимали, какая услуга оказывается англичанам, и настаивали
(именно во время таких торговых переговоров) на том, чтобы Англия оказала
содействие по заключению мира России с Швецией. Трудная полоса войны начиналась
в 1706 г. и не скоро она окончилась, а мир с сильным врагом был желателен.
Заметим, что если, как мы видели, в 1707 г. Англия была заинтересована в том,
чтобы Карл XII из Саксонии, где он стоял, ринулся не на Австрию, а уж лучше на
Россию, то отсюда не следует, что желателен был открытый разрыв с Россией.
Напротив, Англия тогда стремилась такого разрыва избежать. Достаточно прочитать
систематические донесения Витворта статс-секретарю Бойлю за 1708–1709 гг., чтобы
убедиться, какую громадную важность придавали англичане торговле с Россией.
Посол очень беспокоится о том, что военные действия могут затронуть Стародуб и
другие города, откуда идет пенька, и что при опустошении русскими территории
сжигается многа пеньки, и, пожалуй, зимним путем на этот раз не доставят ее, как
всегда, в Архангельск к весне. Когда случилась неприятная история с задержанием
и оскорблением посла Матвеева, которая долгими месяцами не могла уладиться, так
как царь не удовлетворялся предлагаемыми извинениями, то Витворт писал с
тревогой, что если у царя останется чувство [481]
неудовольствия, то от этого может очень пострадать торговля Великобритании с
Россией, которая "в будущем до такой степени важна специально для сбыта наших
шерстяных мануфактурных изделии в России"{143}. Таким
образом, Россия для англичан крайне важна не только как рынок сырья (пеньки,
мачтового леса, смолы, сала и т. д.), но и как рынок сбыта изделий английских
мануфактур.
---------------
{143} Ch. Whitworth to the right honourable M. secretary Boyle. Moscow, 8/19 December
1708.— Сб. РИО, т. 50, СПб., 1886, стр. 119.
Таким образом, англичанам приходилось действовать очень осторожно и
исподтишка: всеми мерами вредить России, поддерживать и подстрекать ее врагов,
но делать это так, чтобы русские не получили о том сведений и не прекратили
торговых отношений. И у русской дипломатии поэтому были, казалось, некоторые
надежды, что в конце концов Англия все-таки возьмет на себя посредничество. Были
и утешительные известия, что Карл расположился в Саксонии надолго. Но
успокаиваться на этих благоприятных предположениях и слухах было невозможно.
Приходили и совсем другие вести. То пишут о подозрительных движениях шведов
на севере ("того я зело боюсь, чтоб оные не напали на Псков, которая крепость
как слабая"){144} , то надо беспокоиться о Полоцке,
которому может грозить приближение неприятеля{145} , то
одолевает забота о возможном весной вторжении Карла на Украину. Царь пишет в
конце января 1707 г. Мазепе, напоминая ему, что необходима теперь особая
осторожность и "вящее приготовление", потому что теперь (т. е. после измены
Августа) "уж сия война на однех осталась", т. е. на одних русских выпала
необходимость ее вести. А поэтому он приказывает гетману: "чтоб заранее к походу
изготовитца и чтоб по самой первой траве в мае под Киевом стать". Необходимо
кончать постройку киевской фортеции, "а паче для обороны от неприятеля своих
краев, о котором сказывают, что конечно намерен в первых числах майя итти к
нашим краем, чего для надлежит вящее приготовление в войсках иметь". На войска
украинские Петр не очень надеется, потому что он верит лишь в то стоящее на
высоте тогдашней военной науки регулярное и обученное воинство, которое он сам с
таким трудом и таким, как показало будущее, блестящим успехом упорно стал
создавать после первой Нарвы. Царь считает, что необходимо поспешить с
укреплением рубежей саперной работой: "И понеже ваша милость можете знать, что
войско Малороссийское не регулярное и в поле против неприятеля стать не может,
того для советую вам доволное число лопаток и заступов велеть взять с собою,
також и добрую полковую артиллерию", чтобы укрепиться у Днепра "шанцами или
окопами... и тем возбранить неприятелю ход в свою землю", и вообще "в украиных
городах" должно строить палисады и другие укрепления{146}.[482]
---------------
{144} К Александру Даниловичу Меншикову. Из
Лемберха (sic), 1707г., января 9.— Письма и бумаги, т.
V, стр. 18, № 1505. {145} К барону Лудвигу Николаю фон Галларту (Алларту
— Е. Т.), 1707 г., января 9.— Там же, стр. 19, №
1506. {146} К Ивану Степановичу Мазепе. 1707 г., января 24.—
Там же, стр. 41, № 1532.
Петр уже в ноябре 1706 г. предвидел, что Украина рано или поздно может стать
театром военных действий. Он ждал до поздней осени 1706 г., что шведское
нашествие на Россию начнется непосредственно после вторжения Карла в Польшу, т.
е. что шведы пройдут через Литву и Белоруссию, не гоняясь за Августом. Но когда
обнаружились намерения Карла покончить с Августом и он вошел в наследственное
саксонское курфюршество,. то царь написал Меншикову: "А на Украине что делать
теперво нашему войску, не знаю, понеже дело инако первернулось,. как мы думали".
И уже у Петра намечается новая стратегическая задача: занять Литву и отбросить
подальше от русских пределов северную группу шведских сил, отбросить к северу,
где русские уже чувствуют себя довольно твердо: "Мне кажетца,. не хуже б пехоте
всей по доброму пути вступить в Литву в удобное место, а часть послать на
Левенгоупта (sic. — Е. Т.) знатную, и паки бы загнать его в Лифлянды",
где весной, когда можно начать бомбардировку Риги, "також и Левенгоупту будет
великая теснота". В тот же день, 4 ноября 1706 г., Петр дает знать и по
дипломатической части П. П. Шафирову, что уже нельзя ждать немедленного похода
Карла на восток и что наша конница потому только так глубоко "подалась", "что
сперва хатели тем ево (sic. — Е. Т.) походу помешку учинить", а теперь
все повернулось по другому и "нынече инако будем поступать"{147}.
---------------
{147} К князю Александру Даниловичу Меншикову. 1706
г., ноября 4.— Письма и бумаги, т. IV, в. 1,
стр. 426, № 1404; к Петру Павловичу Шафирову. 1706
г., ноября 4.— Там же, стр. 428—429, № 1406.
Когда обнаружилось, что Левенгаупт все-таки задерживается в Литве, то у Петра
является новая мысль: "где случай позовет, и чтоб ево по времени отрезать от
Риги подшитица". Карл XII далеко, и "случай изрядной, что оной (Левенгаупт. —
Е. Т.) так далеко и от Риги и от короля зашел"{148}.
Но это намерение оказалось неисполнимым.
---------------
{148} К князю Александру Даниловичу Меншикову. 1706 г., ноября 17.— Там же, стр. 436—438, № 1417.
|
