LIII.
Продолжение
празднования по случаю открытия памятника
И. П. Котляревскому — Заседание городской
думы 9-го сентября 1903 года, на котором тоже
было запрещено читать приветствия на
малорусском языке: протест гласных; дума
решила обжаловать это распоряжение в сенат.
— Проект уведомления об этом приславшим
приветствия. Заявление Старицкого об
оскорблении, нанесенном думе прис. повер.
Михновским. Полемика между Старицким и
Михновским. — Литературно-музыкальное утро.
— Обед от города гостям, прибывшим на
торжества. — Обед галицийским депутатам,
предложенный им Хрулевым. — Меню обедов. —
Стихи Чеботарева.
Итак,
благодаря скандалу, торжественное
заседание Полтавской городской думы 30
августа, посвященное памяти "рідного"
поэта И. П. Котляревского, пришлось прервать,
— при чем городской голова В. П. Трегубов,
закрывая заседание, сказал, что не
заслушанные в этом заседании приветствия
будут "доложены" думе в ближайшем
заседании последней.
Ближайшее
заседание упало на 9-е сентября, — и прошло
— увы, уже без всякой торжественности.
Публики, пожалуй, собралось много, но
гласных было мало — и в зале висела тяжелая
атмосфера, а выражения лиц "отцов"
города свидетельствовали об удрученном
состоянии их духа.
Виктор
Павлович, открыв заседание, объявил, что им
получено распоряжение губернской
администрации и в этом заседании,
являющемся как бы продолжением заседания
30 августа, не допускать, согласно
телеграммы министра внутренних дел, ни в
коем случае чтения адресов и приветствий на
малорусском языке.
Гласные
запротестовали — особенно Черненко,
Зиновьев, Казин и Сосновский, которые
предложили думе обжаловать в сенате это
министерское распоряжение, а до решения
сената не читать ни одного из оставшихся не прочтенными
приветствия, о чем и уведомить лиц и
учреждения, приславшие эти приветствия.
Дума
единогласно приняла это предложение — и
поручила Зиновьеву и Саранчову выработать,
к следующему заседанию, текст уведомления,
а думским юристам составить жалобу в сенат.
В
следующем заседании думы, 2-го октября,
Зиновьев прочел проект уведомления, при
этом выяснилось, что всех приветствий
Полтавским городским управлением по случаю
открытия памятника Котляревскому, получено
до 208 на русском языке, 238 на малорусском и
остальные на французском и чешском, были
приветствия от разных учреждений, обществ и
частных лиц со всех концов южно-русского
края, отдаленнейших уголков России,
зарубежной Руси—Галичины и Буковины, из
некоторых городов западной Европы и даже из
Америки!..
В
проекте "уведомления", между прочим,
указывалось, что перед торжественным
заседанием думы 30 августа последовало
административное распоряжение,
воспрещавшее доложить думе все приветствия,
присланные не на русском языке... Было
прервано торжество. Одни из явившихся
депутатов с малорусскими адресами вручили
их молчаливо, другие отказывались совсем
передать свои приветствия...
В
виду того, что и 9-го сентября, при
возобновлении заседания думы, не оказалось
возможным прочесть не доложенные 30 августа
приветствия на малорусском языке и
приходилось разделить все обращения на две
категории, дума постановила приостановить
дальнейшее чтение приветствий впредь до
разрешения в Сенате по жалобе думы вопроса
о правильности такого воспрещения —доложить
думе большую часть приветствий.
"В
виду сказанного, говорилось в проекте,
городская управа, согласно постановлению
думы 9 сентября, с чувством сердечной
признательности уведомляет Вас, что
полученное от Вас ко дню открытия памятника
Ивану Котляревскому приветствие будет
доложено думе по разрешении в надлежащих
инстанциях вышеуказанного вопроса".
Дума
такое "обращение" одобрила; попытался
было гласный Веселовский воззвать к "благоразумию"
думы и предложил отменить постановление о
"неслушании адресов", но его не
послушали.
Особенно
энергично стояли за принятие предложенной
редакции уведомления и за жалобу в сенат
гласные Старицкий и Зиновьев, при чем
первый заявил, что хотя он сторонник
русского государственного языка, но
полагает, что слушать приветствия можно на
каком угодно языке и воспрещение этого он
считает незаконным; подчиниться такому
воспрещению можно лишь в том случае, если
сенат скажет, что нельзя читать малорусские
приветствия, но, по мнению Старицкого, сенат
выскажется в обратном смысле.
Дума,
против одного В. П. Трегубова, приняла
редакцию уведомления, хотя в прениях против
нее горячо восставали гласные Яковлев и
Гордиевский.
Гл.
Старицкий воспользовался случаем и заявил,
что дума получила тяжкое оскорбление от
присяжного поверенного Михновского,
взявшего в заседании 30 августа адрес,
написанные по малорусски, в карман и
бросившего думе одну папку.
Благодаря
этому заявлению возгорелась короткая, но
горячая полемика между прис. пов.
Михновским и Старицким. По поводу заявления
Старицкого об оскорблении, Михновский
поместил
в "П. В." письмо, в котором не без
ядовитости заявлял, что он не "бросил"
пустую папку, а "с вежливым поклоном
передал ее городскому голове... Голова, в
свою очередь, вежливо и с ответным поклоном
принял папку"...
Гл.
Старицкий, в ответном письме, доказывал, что
г. Михновский именно "бросил" папку,
что могут подтвердить и другие, в памяти
которых осталось такое впечатление, — о "вежливых
поклонах" в письме Старицкого не
упоминалось, но подчеркивалось, и
совершенно правильно, что сущность дела, т.
е. оскорбление, следует видеть не в том "Бросил"
ли Михновский папку или "с вежливым
поклоном передал ее городскому голове", а
в том, что передал он "пустую папку", —
в чем нельзя не видеть издевательства над
тем учреждением, для которого
предназначалось приветствие.
На
этом полемика окончилась. При этом уже за
одним разом скажу, что сенат по жалобе думы
нашел воспрещение чтения приветствий на
малорусском языке неправильным.
Вообще,
я думаю, что торжества по случаю открытия
памятника Котляревскому, все частности и
подробности этих торжеств, вплоть до
инцидентов на них, включая и заседания думы
9 сентября и 2 октября, а также и полемика
Старицкого и Михновского, представляют
чрезвычайно характерную и полную глубокого
интереса страницу в истории нашей
общественности вообще и в жизни Полтавы в
особенности — и потоку можно искренно
пожалеть, что до сих пор не исполнено
городом выраженное тогда же комиссией по
сооружению памятника пожелание, чтобы
городским управлением был издан возможно
полный сборник всех материалов, связанных с
устройством и открытием памятника и
сопровождавшими это открытие
празднествами.
Это
резонное пожелание, как и многие другие,
очевидно, постигла обычная участь всех
пожеланий — оно основательно предано
забвению...
Возвращаюсь,
однако, назад.
Не
смотря на печальный инцидент 30 августа,
несколько омрачивший торжество, последнее
продолжалось и на другой день, согласно
программе.
31-го
августа в просветительном здании, в 1 час
дня, было устроено литературно-музыкальное
утро, на котором были показаны на экране
волшебного фонаря картины из альбома
рисунков Мартиновича к "Энеиде". Хором,
больше ста человек и оркестром, прибывшим
из Киева, дирижировал М. Лысенко, которому
публикой были устроены шумные овации.
После
"утра" последовал "полдень" — в
виде роскошного обеда, которым город
угостил своих гостей. Обед был устроен в "Монголии"
(ныне "Пале-де-Кристаль") и отличался,
повидимому, и яствами и пятиями, так как
гости, явившиеся прямо с обеда на "вечер"
в театр, носили на себе весьма явные
признаки обильного "ублажения". Да как
и могло быть иначе, — как было не есть и не
пить — при таком напр. меню, автором коего
явился довольно популярный в Полтаве
малорусский писатель Афанасий Яковлевич
Рудченко: "Карта обіду вічній памяти И. П.
Котляревського: борщ до шпундрів з буряками;
юшка з періжками; келебердянська осетрина з
підлевою; пелюстки до смальцю з сухарями;
сахарний горох; різна дичина до соку;
заморожена молошна каша з кіевськими
смаженими горіхами, та полтавськими
пундиками. Трунки; медведикі; пунші;
Анхызова чекалдыха; овощі".
Все
названия блюд и питий позаимствованы А. Я.
Рудченво из "Энеиды".
Отмечу
здесь же, что прибывших галицийских гостей
угостил роскошным обедом и председатель
правления земельного банка С. С. Хрулев, при
чем меню тоже было составлено по-украински:
"Оповістка, що будемо істи і пити сегодня;
млинці; горілка столітня; юшка з стерлядини
— эремітаж; дриглі з дичини; мадейра; курята;
червоне вино; артішоки; шампань; морожене і
столітній мед подольскій".
Как
первое, так и второе меню очень
заинтересовало тогда Полтаву, часто
повторялись приведенные названия блюд, — и
долго многие ломали голову, что за штука "Анхызова
чекалдыха".
Чеботарев,
прибывший в Полтаву из Орла, на торжества,
откликнулся на них в "Полтав. Вестн."
остроумными стихами и, между прочим, по
поводу упомянутых выше обедов и
малороссийских меню разрешился такими
шутливыми рифмами (из письма к приятелю):
...Были,
конечно и пирушки.
Патриотический
здесь зуд
Придумал
много разных блюд.
Но
где ж вареники, галушки?!
Увы,
их не видали тут!..
Давали
"шпундрі з буряками",
И
ели "смалець з сухарями".
(Желудок
крепок, видно, был,
Коль
это все переварил).
"Келебердянской
осетрины
З
підлевой" много уплели,
Гороху
съели "з пів торбыны",
"Подольскій
мед", вино пылы,
"Шампани"
выдули по кварте.
А
дальше видел я по карте",—
"Медведыка"
и "медведыху",
"Молошну
кашу" из пшена,
А
под конец и "чекалдыху",
Звалась
"Анхызовой" она...
Обегал
после всю Полтаву,
Про
"чекалдыху" что-б узнать
И
чтоб воспеть ее на славу,
Но
не пришлося отыскать,
Кто-б
мог решить мою загадку,—
И
до сих пор я чуть не плачу,
Свое
невежество кляня,
Что
"чекалдыха" для меня
Осталась
тайною сокрытой.
К
тому-ж скорблю я за галушки
И
за вареники при том,
Что
их ни раньше, ни потом
"Не
ел ни на одной пирушке"...
Во
всяком случае, на городском обеде гости
хорошо "начекалдыхались" — и потому,
вечером, 31-го августа, после спектакля
прощание уезжавших из Полтавы с
остающимися вышло очень трогательным —
много было объятий, поцелуев и даже слез...
Самый
спектакль, конечно, прошел тоже "торжественно
и шумно" — были выписаны "корифеи"
малорусской сцены — Кропивницкий, Карпенко-Карый,
Садовский, Саксаганский, Линицкая, —
которые и исполнили "Наталку-Полтавку"
на славу.
Спектаклем
этим закончились программные торжества.
Торжества
эти, во всех их подробностях, включая и "инцидент",
а также и оставленное ими впечатление
довольно удачно охарактеризовал тот же
Чеботарев в очередном, присланном для "П.
В." стихотворении (тоже письмо к приятелю),
в котором он, между прочим, писал,
совершенно правильно:
.......Чего-то,
будто, не хватало,
И
нечто лишнее было...
Сказать
по правде, не везло...
Не
даром в миг, как покрывало
Слетало
с славной головы,
Мне
показалось — взор смеялся
Над
людом, что сюда собрался,
И
говорил: А ну-ка вы...
Посмотрим,
как доведете
Весь
праздник до конца, и чем
Меня
вы дальше помянете"
Печальный
близился момент...
Что
приключилось в заседаньи,
Какой
там выкинул курбет
"Печальный
демон, дух изгнанья",—
Надеюсь,
знаешь из газет...
|