Ресторан на Красной площади

Была у меня мечта - превратить Красную площадь в площадь искусств.

Там, как нигде в городе, дышит История. Начатые в 1940 году, прерванные войной и законченные в 1945 году раскопки под руководством археолога Ляпушкина показали, что именно здесь на холме стояло древнее поселение.

Здесь же находилась в ХVІ-ХVII веках Полтавская крепость, от которой пошел наш город.

Здесь стояла хата Ивана Петровича Котляревского.

И виделся мне в будущем комплекс похожий на тот, что создали потом киевские архитекторы на Андреевском спуске: усадьба Котляревского, архитектурный музей в колокольне, мастерские художников и гончаров, художественные салоны и выставки, театральные студии... А по всему краю, под обрывом, хорошо благоустроенная пешеходная дорожка со спуском (вроде тех, что сделаны недавно на Панянке).

С расчетом на такое развитие площади я не давал ее застраивать, остановив сооружение жилых домов в начале Октябрьской улицы, с большим отрывом от площади, разворачивая эти дома так, чтобы образовалась площадь. Я понимал, что сам вряд ли смогу реализовать идею, но оставлял место для творчества будущим поколениям полтавских зодчих.

Но... Как известно, свято место пусто не бывает.

В начале 1967 года меня вызвали в горком партии и выдали задание: привязать на Красной площади над обрывом большой ресторан. Более того, уже было известно, каким он должен быть. Как в Тбилиси на горе.

Я должен был срочно выехать в Грузию с директором железнодорожного ресторана Южного вокзала Шалвой Спиридоновичем Сербиладзе - чтобы, воспользовавшись его связями, получить проект тбилисского ресторана для повторного применения в Полтаве.

Нелепо в этом решении было все: и выбор места рядом с "Белой беседкой", и "повторное применение" чужого проекта сделанного в чужой градостроительной традиции для иных условий.

Мое уныние скрашивал только Шалва Спиридонович, который сыпал анекдотами и искренне не понимал, почему я так волнуюсь.

Он был колоритной фигурой. Живой, энергичный, умеющий с любым найти контакт. И ресторан держал отменный. Дефицитные лимоны, настоящие грузинские вина и редкостные по тем временам деликатесы можно было достать только "у Сербиладзе". Никто не мог организовать банкет лучше, чем Сербиладзе. Надо отдать ему должное - он не стелился перед начальством и - хотя обеспечивал его по первому сигналу - любой клиент в ресторане у Шалвы чувствовал себя гостем, а не посетителем "общепита".

Сербиладзе лучше других чувствовал конъюнктуру. Он первым начал торговлю на городском пляже. Построил лучшее тогда летнее кафе недалеко от моста через Ворсклу.

В этом кафе был цокольный этаж с кабинетом на 6 человек, где прямо на полу находился садок для живой рыбы (вода в садок подавалась из реки по специальной трубе). Можно было указать на понравившуюся рыбину, ее тут же вылавливали сачком и через 10-15 минут - пожалуйста: хотите - жареную, хотите - под польским соусом.

Такой вот оказался у меня противник.

Плоха была не сама идея ресторана. Я понимал, что на площади должны появиться ресторанчики, маленькие кафе, а может быть и кафе-выставочные залы.

Но перегородить перспективу, сделать из ресторана главную доминанту площади, "надавить" рестораном на усадьбу Котляревского (а именно рядом с ней намеревались горкомовские градостроители разместить второе издание тбилисского шедевра) - считал недопустимым.

И потому начал затяжную борьбу.

Заручившись поддержкой в Госстрое Украины, потребовал его согласия на повторное применение уже осуществленного проекта.

Чиновники Госстроя умели тянуть резину. Пошли письма в Полтаву с требованиями расчета стоимости одного посадочного места грузинского проекта в сравнении с данными типовых проектов для Украины, геологических справок и т.д. и т.п.

Помог мне и главный "противник" - Шалва Сербиладзе. Мы с ним сумели договориться и соединенными усилиями "сдвинули" ресторан туда, где он сейчас стоит.

Конечно, и в нынешнем своем виде ресторан "Лилея" не стал украшением площади и города.

Но могло быть значительно хуже.

18 сентября 1941 года фашисты оккупировали Полтаву. 23 ноября они собрали более 3000 полтавчан еврейской национальности, вывели за город и расстреляли.

Место для расстрела было выбрано там, где до войны находились открытые, окруженные земляными валами стрельбища 73 полка Красной Армии, дислоцировавшегося в Полтаве.

Целую ночь с 23 по 24 ноября длился расстрел. Жители недалеко расположенных домов слышали не только ночную стрельбу, но в течение нескольких дней слышали плач и стоны, потому что в братскую могилу сбрасывали раненых и живых детей. (Об этом рассказали также несколько, чудом спасшихся жертв).

В том же месте в течение двух лет оккупации было расстреляно еще почти 5000 человек. Советских военнопленных; антифашистов, создавших в городе подпольную организацию сопротивления; захваченных и замученных в гестапо партизан; арестованных партийных и советских работников.

Всего в Полтаве за годы оккупации было уничтожено 18200 человек гражданского населения, из них, более 8000 евреев (эти цифры приведены в Акте чрезвычайной комиссии по расследованию преступлений фашистов на Полтавщине, которая работала в 1943-1944 годы).

Количество жертв, захороненных на территории так называемых "Красных казарм" не может быть названо точно. В изданном в 1962 году путеводителе по Полтаве сказано, что там лежит прах более 10 тысяч человек.

В 1970 году на месте их гибели сооружен памятник. К тому времени это когда-то удаленное место, оказалось, практически, в центральном ядре города, возле электромеханического завода.

Памятник и сквер около него являлись продолжением мемориального комплекса воинского захоронения с монументом "Солдатской Славы".

Памятник полтавчанам - жертвам фашизма представляет собой почти квадратную стелу (3.7 х 3,4 метра) из красного гранита. У левой части которой установлена на гранитном постаменте голова скорбящей женщины.

Авторы памятника архитекторы П.С. Гумич и я. Скульптор - А.М. Чернецкий - ленинградец. Архитектор-консультант, профессор Ленинградской академии художеств, народный архитектор СССР И.И. Фомин.

Возник памятник без какого-либо специального постановления и делался как бы заодно с монументом "Солдатской Славы".

Установлен памятник на земляном холме. Скорбный памятник на скорбном месте.

Но памятник ждала странная судьба. Довольно долго он был и как бы его не было. Суть дела заключалась в одной фразе, сказанной мне одним из крупных руководителей города (не стану его называть) - Почему у скорбящей женщины на памятнике еврейское лицо? На памятнике написано, что он поставлен в память погибших мирных жителей, а построили памятник евреям...

Необходимо сразу сказать, что никакого "злого умысла" сделать памятник с двойным дном у авторов не было. Глупо искать в обобщенных формах женского лица еврейские черты.

Так же, как глупо делать вид, что он не увековечил память многих тысяч погибших здесь евреев.

Да, когда я работал над памятником, и когда теперь иногда попадаю к нему, - то не могу отрешиться от мысли, что только по стечению обстоятельств и везению, не лежу под этим холмом, и что не лежит там моя мать, сестры, жена-украинка, вышедшая замуж за еврея и наш сын, которому в сорок первом было три года. Там же могла лежать моя дочь, родившаяся в теплушке по дороге в эвакуацию в конце сентября сорок первого...

Разве я мог, или могу забыть, что под тем холмом много моих друзей, знакомых, сослуживцев, убитых только потому, что были евреями? Лежат там и знакомые мне люди украинцы, русские, вышедшие замуж или женившиеся на евреях и не захотевшие оставить близких в их последнем скорбном пути. Лежат их дети. Лежат знакомые волей судьбы оставшиеся в оккупации, но не склонившие головы, вставшие на путь открытой борьбы с захватчиками.

К моему горю, мне пришлось делать памятник над могилой жены Елены Ивановны Валяевой - под которым, наверное, буду лежать я сам, когда придет срок...

Я проектировал и тот и другой памятник с одинаковым чувствами. Но что из того?

Вся наша авторская бригада создавала памятник безвинным жертвам взбесившегося национализма и политической ожесточенности. Таким он есть и будет.

Мне бы хотелось, чтобы этот Полтавский памятник, безусловно, самый скорбный из всех, был отмечен особой заботой. Чтобы привели в порядок сад вокруг него, чтобы его отмечала особая торжественность подходов... Надеюсь - так будет.

В шестидесятые годы стало модным торжественно закладывать камни с надписями, что на этом месте будет сооружено что-либо значительное.

9 сентября 1969 года Полтава пышно отмечала 200-летний юбилей рождения классика украинской литературы, нашего земляка Ивана Петровича Котляревского.

По разработанному сценарию после открытия возрожденного из небытия дома, где родился и жил писатель, должна была состояться закладка камня с надписью о том, что здесь будет построена библиотека имени Котляревского.

Место для библиотеки было выбрано у краеведческого музея и, естественно, туда привезли обработанный гранитный монолит.

В торжественной закладке камня была своя хитрость. Поскольку в открытии мемориальной усадьбы и в установке камня должен был принимать участие заместитель председателя Совета Министров Украины П.Т. Тронько - начальство полтавское, не без оснований, полагало, что действо с закладкой камня поможет с включением в планы строительства на следующую пятилетку Полтавской библиотеки.

Мне и начальнику научно-реставрационной мастерской № З Ф. А. Безусу поручили подготовить камень, место вокруг и установить на камне доску с соответствующей надписью. (Камень решили не портить надписью, чтобы при случае его можно было бы использовать в аналогичных целях).

Благоустройство вокруг камня сделали заранее, а доску должны были прикрепить за день до события рано утром. Как договорились, я утром пришел на место и с ужасом увидел, что случилось невероятное, - камня нет.

Кто мог утащить за ночь двухтонный гранитный монолит?

Взволнованный, я прибежал в горсовет, прорвался к председателю и доложил о страшной, как мне казалось, беде.

Но мэр довольно рассмеялся:

- Не волнуйтесь, Лев Семенович. Мы вас не успели предупредить. Мы вчера в конце дня с городским и областным начальством решили не бегать вместе с Тронько по всей Полтаве, и не проводить два митинга.

Сделаем все в одном месте. Откроем усадьбу и тут же рядом откроем камень. Потому вечером перевезли ту каменюку и поставили рядом с усадьбой Котляревского. Так что ищите Безуса и крепите доску.

На мои резкие возражения, что по архитектурно-планировочным условиям, по целому ряду других обстоятельств строить библиотеку на Красной площади нельзя и не удастся - председатель горсовета спокойно возразил:

- Да не волнуйтесь вы так. Никто и не решил там строить библиотеку. Сейчас главное, быстро и красиво митинг провести. А с библиотекой будет видно. Время еще есть. Решим, где строить. Вместе с вами и решим.

В конце концов, все равно перед началом строительства камень убирать придется. Так уберем его с Красной площади.

Такой откровенный цинизм взорвал меня. В сердцах я заявил:

- Как только увижу Тронько, непременно расскажу ему о том, в какое положение его ставят, чтобы "не бегать по Полтаве". Я с ним знаком с тех времен, когда он руководил комосомолом Украины. Обязательно расскажу. Так что давайте вернем камень.

Но никто его, конечно, никуда не вернул. А вот меня на встречу с Тронько в горсовет не позвали. Больше того, вечером прозрачно намекнули, что пригласительный билет мне не послан, а без него меня на митинг не пустят. И, вообще, лучше мне в тот день по городу не шастать.

Так что только из газеты я узнал, как проходил митинг и как "после открытия и осмотра усадьбы Котляревского все участники митинга перешли к месту торжественной закладки камня под здание будущей научной библиотеки имени И.П. Котляревского. Под аплодисменты присутствующих, падает белое покрывало" и т.д.

Сразу после праздника в Архитектурное управление посыпались недоуменные вопросы от специалистов и просто от полтавчан:

- Как можно строить там библиотеку? Неужели не нашли лучшего места?

Один из гостей города зашел ко мне специально, чтобы выразить возмущение "безголовостью главного архитектора". Я всех успокаивал и объяснял, что место еще не выбрано, так как неизвестно, когда будут средства и поэтому там стоит злополучный камень.

А когда появились средства на строительство, место выбрали уже без меня.

В 1971 году меня "перевели" на преподавательскую работу в незадолго до того открывшийся архитектурный факультет строительного института.

Довольно скоро камень "тишком-нишком" с Красной площади убрали. А спустя почти десять лет, поспешно, без общественного обсуждения и конкурса "посадили" библиотеку на площадь Ленина.

Как камень случайно сунули, так и саму библиотеку...

На мой взгляд и место неудачное и само сундукообразное здание библиотеки город не украсило.

Не так много строилось в то время в Полтаве зданий такого назначения и объема, чтобы ставить в городе этот памятник архитектурной стандартизации. Когда я смотрю на эту библиотеку, сразу вспоминаю, что построена она из железобетонного каркаса "Общесоюзной серии 44-04", да еще историю с закладным камнем.