Тарле
Евгений Викторович
Северная
война и шведское нашествие на Россию
|
|
Меню:
Северная
война и шведское нашествие на Россию;
Бібліотека |
|
Глава II. 9
В донесениях Витворта мы нашли ценнейшее указание, что еще в середине августа
1708 г. русский инженер, которому было поручено обследовать пограничную
местность от Великих Лук до Гомеля, высказывал мнение, что шведам почти
невозможно будет прямое движение на Москву через эту границу и что они скорее
двинутся к Черниговской области и к Украине.
Значит, еще в середине августа, т. е. еще до поражения Левенгаупта при
Лесной, и до перехода Мазепы на сторону шведов, и до возникновения нового плана
Карла XII, в России видели, что Карл XII так или иначе принужден будет пытаться
идти на Москву не прямой смоленской дорогой, но непременно через Украину.
Восторженные хвалители Карла говорят о "гениальном" плане похода через Украину
на Москву, плане, который, по их убеждению, непременно удался бы, если бы не
постигшая [518] короля крупная полтавская неприятность. Но
цитируемый английский документ неопровержимо доказывает, что Карл буквально
сослепу, не имея ни малейшего представления о границе, через которую желал
вторгнуться в Россию, дошел со своей армией до этой границы, толкнулся, так
сказать, об нее, увидел всю неисполнимость своего намерения и повернул к югу
только потому, что в противном случае ему оставалось бы лишь идти на запад, к
Днепру, в Литву, где ему делать уже было нечего, либо к северу, т. е. в
Прибалтику. Но одержимый мыслью, что все решится в Москве, Карл XII уже давно
считал прибалтийский театр военных действий второстепенным. Значит, оставалось
идти па Чернигов и Полтаву. Но русские знали, что он этим непременно кончит, еще
в середине августа, а Карл XII об этом "узнал" лишь в середине сентября 1708 г.
Его разведка в 1708 г. решительно никуда не годилась. Всякий историк, изучающий
вторжения, которым подвергалась Россия, без колебаний скажет, что, например,
Батый безусловно перед нашествием знал несравненно лучше, куда он идет, чем Карл
XII, когда он, посадив Лещинского на польский престол, собрался в "московский"
поход и велел Левенгаупту организовать такой обоз, чтобы всего хватило до самой
Москвы{40}.
---------------
{40} См. Тельпуховский Б. Северная война
1700—1721. М., 1946. Первые 142 страницы книги посвящены периоду 1700—1709
гг. Приложены превосходные карты.
Много шведов погибло на запоздалых разведках в белорусских чащах и топях.
Русское командование приписывало эту совсем неосновательную трату людей не штабу
неприятельскому, а лично Карлу XII: "...и хотя королю шведскому его генералы о
таком худом марше не советовали, однакож он, несмотря на то, что те места от
болот непроходимые и в пропитании разоренные, по тайному согласию с черкасским
гетманом Мазепою марш свой продолжал"{41}. Так было и в
конце августа, когда русские отступали к Мстиславлю, а оттуда к Мигновичам:
"...а неприятель за нами следовал, пред которым наша кавалерия по деревням
провиант и на полях стоячий хлеб и строение всякое жгли для оголожения
неприятеля, и чтоб не было оному пристанища"{42}.
---------------
{41} Журнал Петра Великого, ч. 1, стр. 167.
{42} Там же, стр. 179.
Перед рассветом 30 августа Голицын с восемью батальонами пехоты "по груди в
воде" перешел Черную Наппу и атаковал неприятеля. Сражение было успешным для
русских, и генералов Рооса и Крууса спасло от полного поражения лишь то,
что русская конница не успела пройти через болота и подоспеть к Голицыну. Это не
помешало историку Брикнеру поверить патриотическому лганью преданного барда
короля Карла XII Адлерфельда и назвать этот бой "победой шведов"{43}.
---------------
{43} Об отзывах современников о бое под Добрым см. сводку
в Письмах и бумагах, т. VIII, в. 2, стр. 627—635.
Это сражение русские называют чаще боем у с. Доброго, а шведы и англичане,
писавшие о нем, боем у речки Черной Наппы или Натопы. Это было первое
столкновение между шведами, [519] вышедшими из Могилева и
устремившимися на восток, не дождавшись Левенгаупта, и русскими, которые
стремились, не вводя в сражение всей армии, избегая генеральной битвы,
задерживать по мере возможности неприятеля отдельными частичными нападениями.
Карл XII стоял в нескольких верстах от русских в так называемой Черной Наппе.
Князь Голицын, которому приказано было атаковать шведов, напал на отряд, далеко
выдвинутый по направлению к Белой Наппе, где стояли русские. Этот отряд,
составлявший правое крыло шведской армии, был разгромлен Голицыным, и шведы
потеряли, по первоначальным данным, больше трети участвовавших в деле войск:
около 2 тыс. убитыми и 2 тыс., приблизительно, ранеными. Нужно заметить, что по
показаниям пленных шведских офицеров и по другим свидетельствам, собранным
Шафировым, шведские потери были гораздо значительнее и простирались до 3 тыс.
убитыми и столько же ранеными. Три пехотных полка шведов были полностью
уничтожены. Голицын, одержав эту победу, отступил, согласно приказу, раньше, чем
на помощь погибавшему правому крылу успела подойти вся шведская армия. Карл XII,
опередив шедшую к месту боя армию, только издали смотрел на происходившее, так
как при нем, кроме сорока драбантов, никого не было{44}.
Русские вернулись в свой лагерь на Черную Наппу, а король туда пойти не посмел.
Если даже усомниться в строгой точности этих цифр и в особенности в слишком
малой цифре потерь русских (375 убитыми и тысяча ранеными), все-таки факт
русского успеха должно признать бесспорным.
---------------
{44} Ch. Whitworth to the right honourable M. secretary
Boyle, Moscow, 15/26 September 1708.— Сб. РИО, т. 50, стр.54, №25.*
* Здесь Тарле запутался: кто куда пошел и потом отступал. Бой у села Доброго
лучше читать в других описаниях. Непонятно как русские могли отступить в свой
лагерь у Черной Наппы, если в том же абзаце выше говорится что русский лагерь
находился на Белой, а на Черной стояли шведы.* Главная квартира Карла находилась в с. Добром и отделена была от русской
армии двумя речонками (Белой и Черной Наппой) и топкими болотами. Продолжая свою
тактику активной защиты с использованием всякого удобного случая к наступлению,
на русском военном совете ("генеральном консилиуме") "решено было с помощью
вышнего атаковать". Князь Голицын с восемью батальонами пехоты и
генерал-лейтенант Флюк с тридцатью эскадронами драгун атаковали неприятеля 29
августа. Но главный бой произошел не 29, а 30 или 31 августа 1708 г., считая по
шведскому календарю.
По данным петровского "Журнала", нападению подверглась часть неприятельской
армии численностью в 5 тыс. человек пехоты и "несколько тысячь" кавалерии. После
"жестокого боя", продолжавшегося 2 часа "с непрестанным огнем", русские "сбили"
шведов "с поля", причем шведы потеряли убитыми более 2 тыс. человек и ранеными
столько же, после чего русские, забрав шесть неприятельских знамен, вернулись на
Черную Наппу, не желая завязывать на этой позиции общего сражения со всей
неприятельской армией{45}.
[520]
---------------
{45} Журнал Петра Великого, ч. 1, стр. 177—178.
Нордберг, как и Адлерфельд, оба бывшие на месте, говорят, что первое русское
нападение произошло 29-го, а затем, после отступления генерала Рооса к лагерю,
произошла 30 и 31 августа (по шведскому календарю) новая русская атака и бой (о
котором и говорит "Журнал" Петра). По Нордбергу, общие потери шведов были всего
300 человек, а общие потери русских — больше 900 человек, но при его манере
всегда преуменьшать шведские потери и преувеличивать русские эти цифры не имеют
особой цены. Цифры "Журнала" Петра, тоже не особенно точные (да и трудны
подсчеты потерь неприятеля тотчас после боя), все же сильно выигрывают в
относительной правдоподобности (если мы обратимся к оценке общего характера
битвы, даваемой и очевидцем Нордбергом, и писавшим на основании разнообразных,
ставших ему доступными, показаний Фрикселем. Нордберг со всеми оговорками,
извиняющими и объясняющими неудачи шведов, испытанные ими в этот все-таки, по
его мнению, "славный" для шведской армии день, вдруг, подрывая собственное
известие о малых потерях шведов, заявляет: "Нельзя, однако, не согласиться, что
потеря Карла XII намного превзошла потерю царя. Царь, за которым были его
обширные владения, имел возможность производить столько рекрутских наборов,
сколько хотел, тогда как шведский король, удаленный от своих границ и находясь
посередине неприятельской страны, где он не мог получать известий о том, что
творится в других местах, не имел никаких средств и был лишен возможности еще
долгое время получить хотя бы малейшую подмогу, как бы ни старались в Швеции
послать ему подкрепление, уже готовое к отправке"{46}.
---------------
{46} Nordberg J. A. Histoire de Charles XII, t.
II, p. 232.
Тактам образом, описав на свой обычный лад, конечно, в самых хвастливых тонах
сражение 30/31 августа, Нордберг почувствовал все-таки некоторую неловкость
перед читателями, которые могли уже прочесть правду об этой шведской неудаче у
Ле-Лонга в IV томе его написанной на голландском языке "Истории Карла XII". И
поэтому читатель, которому на двух с половиной страницах внушалось, что в
сущности ничего худого с шведами в этот день не случилось (напротив!!), вдруг
находит в виде заключения следующее неожиданное "размышление"{47}. Размышляет же Нордберг так: хотя день был славный для
шведского войска, но все-таки лучше бы его вовсе не было. Ибо Петр может легко
восполнить свою потерю, а король Карл не может "среди вражеской страны, не имея
никаких ресурсов".
---------------
{47} Так оно и названо: "Reflexion". Nordberg J.A.
Histoire de Charles XII, t. II, p. 232.
Из дневника другого шведского очевидца (и участника боя), Адлерфельда, тоже
явствует, что при всем желании представить неудачу в виде успеха камергеру
короля Карла это так же плохо удается, как и королевскому духовнику Нордбергу.
По скупому рассказу Адлерфельда выходит, что генерал Роос, на которого
[521] направлено было русское нападение, оказался в серьезной
опасности, и король должен был поспешить к нему на выручку с большими силами ("с
несколькими генералами" и принцем Вюртембергским). При этом бой был и до и после
прибытия выручки "очень кровавым и упорным". О русских раньше говорится, что они
под прикрытием густого тумана, скрывшего от шведов их приближение, внезапно
напали со всех сторон со "всей возможной яростью". А после прибытия выручки с
теми же русскими происходит нечто неясное. После "бурной атаки" шведов они
принуждены отступить, но, отступая, они строятся в каре. И потом все-таки их
нужно еще атаковать несколько раз. Тот же злосчастный для шведов туман, который
помог русским в атаке, помог им и в их отступлении, так что они ушли в свой
лагерь. А после этого и победоносные шведы "спокойно вернулись в свой лагерь". В
течение трех дней после битвы под Черной Наппой (или под с. Добрым, как часто
пишут наши источники) шведы хоронили своих многочисленных убитых и только 3
сентября двинулись дальше к востоку.
Петр был очень доволен битвой под с. Добрым. На другой день он писал
Екатерине: "... мы вчерашнего утра... на правое крыло короля шведского с осмью
баталионами напали и по двачасном огню оного с помоштию Божиею с поля збили,
знамена и. протчая побрали. Правда, что я как стал служить, такой игрушки не
видал. Аднакож сей танец в [о]чах горячего Карлуса изрядно станцовали"{48}.Особенно было приятно Петру, что победа была одержана над
пятью полками, состоявшими из природных шведов. Петр считает в письме к
Ромадановскому, что потери шведов одними убитыми были в этом бою до 3 тыс.
человек ("трупом с три тысячи положили, кроме раненых"), — а наши потери были
всего в 375 человек, при 1192 сражавшихся в этот день. Но цифра шведских потерь,
показанная в письме к Ф. Ю. Ромадановскому{49} , разнится
от цифры (2 тыс. человек убитыми), даваемой в письме циркулярного характера,
писанном накануне{50}. Царь выражает убеждение, что если бы
не болота ("марасты"), то "приспела бы" паша кавалерия и никого из
неприятельского отряда не уцелело бы. Но когда двинулась на наш отряд вся армия
шведов, то мы "по одержании совершенной виктории" отошли на Черную Наппу "добрым
порядком".
---------------
{48} К Екатерине Алексеевпе и Анисье Кирилловне Толстой.
Iз лагору (sic) от реки Черной Наппы, 31 день августа 1708 г.— Письма и
бумаги, т. VIII, в. 1. М.— Л., 1948, стр. 110, № 2595.
{49} К Ф. Ю. Ромадановскому. Iз лагора от м. Золочева, 31
день августа 1708 г.— Там же, стр. 108, № 2594.
{50} "Ко всем знатным и кои при делах находились". 1708
г., августа 30.— Там же, стр. 106—107, № 2592.
Битва у селения Доброго произвела большое впечатление на тех, кто внимательно
наблюдал за развитием событий.
Старый дипломат Урбих, служивший довольно долго в Дании и перешедший на
русскую службу, писал другу своему философу Лейбницу, извещая его о русских
победах как в Карелии, так в особенности о битве под Добрым: "Вы правы, что
война между царем и шведом не кончится, пока не погибнет тот или другой.
Правдоподобнее, что это случится скорее с Карлом XII,
[522]
чем с царем; у нас есть и всегда будет возможность оправиться, если же шведы
будут побиты, то они не оправятся и в сто лет. Поэтому шведскому королю
следовало бы заблаговременно подумать о мире, возвратив царю то, что прежде ему
(царю. — Е. Т.) принадлежало, и бросить своего Стенцеля (шутливое
уменьшительное от Станислав. — Е. Т.), который никогда не может быть
королем в Польше. Если король шведский не сделает этого, то я опасаюсь, что ни
его армия, ни он никогда не возвратятся живыми в Швецию"{51}. ---------------
{51} Герье В. Отношение Лейбница к России и Петру Великому по неизданным бумагам Лейбница в Ганноверской библиотеке. СПб., 1871, стр. 73.
|
