(49)
В.
Чазова
ВЕРНОСТЬ
КЛЯТВЕ ГИППОКРАТА
(памяти
Моисея Зайдмана и Марка Рабиновича)
Моисей Зайдман
Довольно
странно читать еврейскую фамилию в Дипломе
Императорского Новороссийского
университета. Всего двое еврейских юношей
были удостоены таких дипломов. И один из них
- Моисей Берелович Зайдман, как указано в
дипломе, - "сын мещанина вероисповедания
иудейского". Отец Мотла - Берел - с юных
лет наставлял сына: ты должен учиться лучше
других, ты должен учиться лучше всех в
классе, чтобы, несмотря на иудейское
вероисповедание, получить высшее
образование...
Как
трудно было 10-летнему мальчишке сидеть за
книгами, когда в открытые окна маленького
дома врывались волнующие запахи моря,
переклички биндюжников, гудки сухогрузов,
заходящих в одесский порт.
-
Мотька, хватит сидеть, айда с нами! Или ты
будешь до ночи голову сушить? - кричали
вездесущие одесские мальчишки.
Полураздетые, вечно голодные - они были
свободны, как бакланы, которые в ненастные
дни призывными голосами тревожили душу. Как
завидовал аккуратно одетый, относительно
сытый и ухоженный Мотл этим Ванькам,
Колькам, Стёпкам... Они вырастут и будут в
такой же весёлой компании разгружать
корабли из дальних сказочных стран, курить
самокрутки и ругаться, смачно сплёвывая под
ноги. Они славяне, они дома, им можно всё. А
мальчику "иудейского вероисповедания"
надо учиться, чтобы, иметь свое место в
жизни, как говорит папа.
И
Моисей учился. Время сохранило его "Ведомость
об успехах, внимании и прилежности
поведения ученика IV класса 5-ой Одесской
гимназии Моисея Зайдмана за 1902/03 учебный
год". По всем предметам - 5. "Ученик
переводится в V класс с наградой I степени".
И
так - все годы учёбы в гимназии.
Гимназия...
Как он был счастлив, когда отец после долгих
мытарств соообщил: ты будешь учиться уже не
в хедере, а в городской гимназии!
Мальчик
имел открытое и щедрое сердце, жаждущее
общения. Он радовался новым друзьям, но...
Сжалось сердечко, когда весь класс пошёл на
урок Закона Божьего, а его строгий
священник в сутане остановил в дверях:
(50)
- Ты куда? Ты ж иудей!
Мальчики
дружно рассмеялись:
-
Иудей, иудей, съел коробочку гвоздей!
И
тогда он понял. Он - изгой. Он никогда не
будет таким, как все в классе. И всякий раз
на перекличке перед уроком, когда называли
фамилии Брокко, Баглай, Жовнир, Захарченко,
сердечко катилось вниз, комок застревал в
горле, и он ждал, как удара хлыста, - "Зайдман
Моисей".
Но
он не ожесточился, он рано научился
принимать жизнь такой, какая она есть. Но
все таки Зайдман был лучшим учеником в
классе! Ценой отказа от прогулок на
Лонжерон, купания в Люсдорфе, ценой дружбы с
соседскими мальчишками... Ему нужно было
быть лучшим, чтобы выжить в этом жестоком
мире.
Он
никогда не отказывал в помощи
одноклассникам. Он много знал - одна из
лучших частных библиотек в Одессе была
библиотекой Берела Зайдмана. Книги были к
его услугам. И вечерами на 10-ой станции
Большого Фонтана, где находилась 5-я
Одесская гимназия,10-15 гимназистов
устраивались на валунах над морем, и Мотл
рассказывал им о путешествиях
жюльверновских мореплавателей, о
похождениях диккенсовских героев. Его
полюбили в классе, он стал признанным
авторитетом. Знали: Мотл поймет любое
мальчишеское горе, посоветует что-то
дельное, и, главное - это не станет
достоянием класса.
На
историко-филологический факультет
Новороссийского Императорского
университета Моисей поступил по настоянию
родителей. Он с интересом изучал историю
древней философии, общее языковедение,
психологию и логику, греческий язык,
русскую историю, историю Древнего Востока,
Греции и Рима, русскую и западноевропейскую
литературу, дидактику, политическую
экономию. В дипломе по всем предметам -
наивысшая оценка: "весьма
удовлетворительно". Выпускное сочинение
заслужило Серебряной медали.
"Посему,
на основании ст. 81 общего устава
Императорских Российских университетов 23
августа 1884 года г. Зайдман удостоен в
заседании помянутой историко-филологической
комиссии 31 мая 1911 года диплома I степени со
всеми правами и преимуществами... В
удостоверение сего и дан ему, Зайдману, сей
Диплом за надлежащим подписанием и
приложением печати канцелярии Попечителя
Одесского учебного округа. Г. Одесса, ноября
22 дня 1911 года. Попечитель Одесского
Учебного Округа Действительный статский
Советник и Кавалер А. Щербаков".
Интеллигент
в двух поколениях, человек, в совершенстве (51)
владеющий несколькими языками, он
продолжал дружбу со старыми друзьями -
ребятами одесского двора, где всегда пахло
жареной рыбой и кабачками с чесноком и где
всеми секретами делились из окон, через
двор. Так, что четыре дома вокруг двора
знали, что у Йосика опять понос, а Степан
напился и разбил голову местному юмористу
Боре. И он, преподаватель философии,
безоговорочно принял идеи революции и
вместе с портовыми рабочими выходил на
демонстрации с красными флагами.
После
стычки в 1917-м с жандармами, где
металлическим прутом перебили руку соседу,
другу детства Кольке, он, прошедший основы
анатомии в университете, наложил шину
пострадавшему и ловко забинтовал. "Наш
лекарь" - утвердилась за ним кличка. И с
той поры с любой раной ребята шли к Моисею -
он промоет, перевяжет - заживало. Молодость...
Вероятно,
именно тогда появилось желание поступить в
Одесский мединститут. И опять в институте
оценки по всем предметам - отличные.
Беспокойное
было время - революция, гражданская война.
Одна за другой банды занимали город.
Цветами и шампанским на Потёмкинской
лестнице зажиточные одесситы да Мишки-Япончики
с Молдаванки встречали приход в Одессу
кораблей, посланцев Антанты.
Моисей
Зайдман вместе с друзьями идёт в
Рабочекрестьянскую Красную Армию защищать
завоевания революции.
Сохранился
интересный документ - удостоверение,
датированное 21 июня 1920 года за подписью
военкома Одессы Сидорова.
"Дано
настоящее удостоверение Зайдману Моисею в
том, что он состоит в действующей Красной
Армии:
1)
что имеющиеся у него вещи ни в коем случае
реквизиции не подлежат;
2)
что занимаемое им и его семьей помещение по
ул. Суворова, 25, кв. 17, со всей находящейся
там обстановкой остаётся за ним или его
семьей, как во время пребывания его на месте,
так и во время отбытия его по службе в
другое место расположения на фронте;
3)
что занимаемое им помещение уплотнению не
подлежит;
4)
что жена, мать его имеют право на получение
продовольственного пайка 1-ой категории;
5)
что семья его не может назначаться на
принудительные работы и освобождается от
всех видов государственных налогов, кроме
натурального; (52)
б)
что он сам без ведома своего начальника и
согласия комиссара не может быть
подвергнут по каким-либо причинам
задержанию или аресту."
Моисей
прошёл в армии отличную школу, сдал на
отлично экзамен на выносливость, оптимизм,
умение противопоставлять тупой силе ум,
интеллект, верность идеалам. Как
пригодились эти качества бойца Красной
Армии будущему медику, который должен будет
лечить не только болезни, но и души
человеческие...
Медицинский
институт закончил уже в Харькове, о чем
свидетельствует сохранившаяся справка: "За
час проходження практики виконано роботу
"Сучасний стан науки про етіологію та
патогенез бронхіальної астми", на
підставі цієї роботи громадянин Зайдман
кваліфікується як лікар."
Был
необыкновенный майский день. Почему
необыкновенный? Потому что по-особенному
буйно, белопенно цвела акация на Приморском
бульваре, и старина Дюк выглядел моложе
обычного, и море радовало глаз ласковым
прибоем, а в порту приглашал на морскую
прогулку небольшой пароходик "Тарас
Шевченко". И он отправился в вечерний
рейс вместе с молодым врачом - изящной, как
статуэтка, Идочкой, которая после окончания
Харьковского медицинского института
пришла работать в терапевтическую клинику
Одессы, находящуюся рядом с центральной
городской рабочей поликлиникой, где лечил
портовый люд Моисей Берелович.
Он
провожал её пешком на Дальние Мельницы,
накинув на худенькие плечи пиджак от
первого в жизни костюма, и, казалось, не было
в Одессе счастливей человека!
Счастье.
Оно бывает таким недолгим. Ведь категория
эта вообще временная, невозможно постоянно
ощущать себя счастливым.
Всё
оборвалось 22 июня кровавого 1941-го. Моисей
Берелович назначен заместителем
начальника медико-санитарной службы МПВО
Кагановичского района Одессы. Указом
Президиума Верховного Совета СССР от 22
декабря 1942 года он был награждён самой
дорогой для него наградой - медалью "За
оборону Одессы". Нашла она медика только
в июле 1946-го. А в 1942-м Зайдману поручено
формировать эвакогоспиталь за № 1270,
который должен отбыть в далекую Бухару и
принимать там тяжелораненых бойцов.
На
всю жизнь запомнил он этот день, когда
приходилось покидать родной город, который
дал ему всё в жизни - друзей, образование,
любовь. Он был этой ночью, когда уходили (53)
последние эшелоны, таким тёмным и
непривычно тихим, таким щемяще близким...
Бухара
встретила теплом и солнцем. За две недели
госпиталь развернулся, обосновался в 3-этажной
школе. Медиков приютили гостеприимные по-восточному
бухарцы.
Марк Рабинович
В
одном домике поселилось две семьи - Моисей и
Ида Зайдманы (жена возглавила лабораторную
службу госпиталя) и Марк Рабинович с
супругой Ципой. Мордко Герц Дувид Лейбович (так
по паспорту было имя Марка) родился в Одессе,
он был из богатой высокообразованной семьи,
закончил два вуза - в Одессе медицинский и
совершенствовал своё образование в Лондоне.
Работал до войны дерматологом в одной из
Одесских клиник. В характеристике, выданной
в 30-е годы, о нём говорится, как об
инициативном перспективном работнике,
ударнике и отличнике труда. В госпитале он
работал консультантом дермато-венерологом.
В чём-то схожи судьбы Зайдмана и Рабиновича:
жили в одном городе, учились в одном
институте, оба служили в Красной Армии и оба
беззаветно любили свой родной белокаменный
город у самого синего в мире моря...
Долгими
вечерами, когда выдавалась свободная
минутка, когда были прослушаны и обговорены
фронтовые новости, которые сообщала чёрная
радиотарелка, они приступали к
сокровенному - воспоминаниям о юности, о
детстве, о друзьях, об одесских двориках, о
мирной, казалось, такой далёкой, жизни...
Начальнику
госпиталя Моисею Береловичу приходилось
нелегко - мест для больных не хватало. Почти
ежедневно фронтовые эшелоны привозили
покалеченных войной солдат. А выписывалось
мало. Иногда после нескольких операций
больные (54) лежали и по полгода; а то
и по году.. Надо было их чем-то кормить,
отапливать в короткую зиму помещение.
Ничего не проходило мимо внимания
начальника. Он вёл постоянную работу с
персоналом. Многие молодые ребята после
фронта останутся калеками, надо больше
беседовать с ними, вселять веру в то, что они
найдут своё место в мирной жизни. По 16-18
часов продолжался рабочий день начальника
госпиталя. Он сам работал в полную силу и
требовал того же от персонала. Сохранился
удивительный по своей сердечности документ
- письмо Моисею Береловичу от сотрудников
госпиталя № 1270 в Гадяч, куда в 1944 году, сразу
после освобождения Украины направили семьи
медиков Зайдманов и Рабиновичей. Зайдману
было поручено возглавить госпиталь № 60-66.
Вот
некоторые строки из письма, под которым
более 50-ти подписей: "...Вы оставили
глубокую память в наших сердцах. Вы были для
нас не только сухим, казённым начальником,
но и отзывчивым, заботливым, внимательным
товарищем. Нарушители дисциплины получали
от вас должное наказание, которое было
необходимо для усиления дисциплины, но
самым сильным фактором являлось Ваше
неустанное повседневное воспитание
личного состава... Ваши совещания, беседы с
отдельными сотрудниками приносили
огромную пользу работе госпиталя. Ваша
строгость к самому себе, высокий
профессионализм, честность, внимание к
сохранению государственной собственности
невольно заставляли нас идти по вашему пути.
Мы Вас уважаем, любим и сознательно
исполняли все Ваши распоряжения и приказы.
Мы следуем Вашему примеру и повседневно
поддерживаем заведенный Вами порядок. С
болью в сердце мы приняли разлуку с Вами и
выносим искреннюю благодарность как отцу и
учителю. И желаем Вам в госпитале, который
Вы возглавили, сплотить и воспитать такой
же коллектив, как Вы сплотили и воспитали в
Бухаре."
Какие
ордена, медали, которых, кстати, было немало
у врачей, могут сравниться с такой оценкой
работы коллегами?!
Мирная
жизнь вносила свои коррективы. В 1946-м
госпиталь был расформирован. Казалось бы,
покончено с тяжёлой изнурительной работой.
А в сердце - пустота. За долгие годы работы,
как говорится, на переднем крае, Моисей
Берелович привык к труду с полной отдачей
сил. И первые дни, проведенные дома, длились,
казалось, не 24, а 48 часов...
Он
привык к работе с людьми, чьи судьбы обожгла
война, кому требовались его высокий
профессионализм, его требовательность (55)
к себе и окружающим, его доброе, вмещающее
столько любви к людям сердце.
В
первые послевоенные годы открывались
санатории для инвалидов Великой
Отечественной войны. Такой санаторий под
названием "Слава" был открыт на берегу
живописного Хорола в славящемся своими
целебными водами Миргороде. Две семьи
медиков поселились в маленьком деревянном
домике в центре старинного города, рядом с 6-й
школой.
Этот
дом на долгие годы становится Меккой для
страждущих. Моисей Берелович идет работать
в санаторий терапевтом, Марк Давидович -
дерматовенерологом в лечебные учреждения
Миргорода.
Семьи
жили открыто - к ним тянулись люди. И в доме,
где не было своих детей, вечерами звенели
голоса соседских. Ида и Ципа были большие
мастерицы-кулинарки. Их субботние халы
своим запахом будоражили детские аппетиты.
Несмотря на то, что жизнь была прожита в
кругу славян, семьи соблюдали еврейские
традиции. На шаббат, который неизменно
отмечался, приходили евреи со всех концов
Миргорода. Хотелось разнообразить встречи,
возродить культуру своего народа, и друзья
решают поставить несколько спектаклей из
еврейской жизни на языке идиш. И, что самое
интересное, популярностью они пользовались
не только среди евреев, а и среди соседей и
сотрудников - украинцев, россиян и далеких
потомков Гурамишвили - грузин. Дом был
гостеприимным и щедрым: на сладости, на
сердечность, на умение почувствовать чужую
боль. Сюда приходили за помощью, за советом...
Постепенно
втянулись военврачи в мирную жизнь, в
мирные профессии. Вот что сказано в
характеристике, выданной Моисею Береловичу
в октябре 1947 года директором санатория
Калининым: "Врач Зайдман М. Б., являясь
крупным специалистом-терапевтом, своим
исключительно чутким, внимательным
отношением к больным, а также знанием
своего дела вызвал к себе большую любовь и
уважение со стороны больных - инвалидов
войны. Такой же популярностью врач Зайдман
пользуется среди обслуживающего персонала
и администрации санатория."
Рано,
так рано ушла из жизни Ципа Михелевна
Рабинович, оставив незаживающую рану в
сердце мужа и боль в сердцах друзей.
Казалось, меньшим стал домик, ушла душа из
него, потускнели окна. Горе брало жизнь в
тиски. И если б не верные друзья, кто знает,
как бы он пережил это смутное время, ставший
одиноким врач-дерматолог. Он остался в
семье Зайдманов, они (56) заменили
братьев, сестёр, близких. И только тоска в
глубоких карих глазах осталась до конца
жизни да совершенно белая, когда-то
роскошная шевелюра. Он прожил после Ципы
еще долгих 20 лет...
Время
лечит, но время и беспощадно забирает
минуты, часы, годы... Одноэтажный домик по
улице Гоголя всё равно был полон людей. Сюда,
к трём пенсионерам, тянулись за помощью, за
добрым советом. Последней умерла Ида. Она
ушла из жизни тихо, как и жила... Её боевые
медали, письма, трудовую книжку, другие
семейные документы сохранила домработница,
которая прожила с двумя еврейскими семьями
все послевоенные годы.
Французский
писатель Жан Карр сказал: "Единственное
утешение в смерти тех, кого мы любили, это
что мы не утешаемся и что нам не приходится
видеть, как они во второй раз умирают в
нашем сердце той смертью, которая глубже
первой и которая называется забвением."
К
сожалению, нет детей и внуков у семей
Зайдманов и Рабиновичей. Пусть эти страницы
расскажут сегодняшнему и будущим
поколениям о двух еврейских семьях врачей,
так много сделавших для людей, имена
которых не должны быть забыты.
|