LXVIII.
Железнодорожная
и почтово-телеграфные забастовки. — Общая
растерянность. — 3аседание городской думы,
17-го ноября. — Появление в думе А.
Сандомирского. — Ночная депутация к
губернатору. — Телеграмма Витте. — Дневное
заседание думы, 18-го ноября. — Забастовка
прислуги. — Митинг прислуги в городском
доме.
Несмотря
на
забастовку (декабрьскую) железных дорог и
почтово-телеграфного ведомства, жизнь
внутри Полтавы кипела. Собрания,
заседания, митинги сменялись непрерывно.
Наблюдая
со стороны, по неволе приходилось вывести заключение, что все потеряли голову, растерялись
до смешного — и говорят и делают,
по-видимому, не отдавая себе
отчета в том, что говорят и
делают, и самое серьезное, — не взвешивая,
какие могут из этого произойти
последствия.
И
что казалось тогда — да представляется и
теперь — самим печальным, обидным и —
позвольте сказать прямо — комичным —
растерялись до очевидности солидные
общественные деятели, убеленные сединами, которым приличнее всего
следовало бы сохранить
благоразумие, спокойствие и рассудительность.
Даже
теперь, когда вспоминаю это
время, невольно начинаешь злиться на эту
всеобщую растерянность и на эти чисто
детские выступления
серьезных до того, просвещенных и
умудренных жизненным опытом мужей....
За
экономическим советом губ. земства был
созван вновь в покоях Епископа Иоанна
съезд духовенства — и горячо обсуждал
вопросы, связанные с настроением в
духовной школе и изобретал меры
к их устранению.
Самым характерным эпизодом в это время
было заседание городской
думы, 17-го ноября, которое иначе не
представляется мне, как в несколько
шаржированном виде...
Первым
делом дума пришла к заключению, что
необходимо принять меры к прекращению
почтово-телеграфной забастовки.
Решили
послать от имени думы телеграмму Витте. В
этой телеграмме, между прочим, Полтавская
дума предлагала для прекращения забастовки устранить причины, ее
вызывающие. Причины эти заключаются в том,
что "вместо развития и упрочения
свобод, провозглашенных 17 октября,
принимаются меры к ограничению
этих свобод. Безусловно необходима отмена
распоряжения, воспрещающего служащим
образование
союзов".
Затем,
"выразив недоверие" нынешней полиции, дума постановила
организовать городскую милицию.
Жаркие
дебаты вызвало предложение местной
конституционно-демократической партии предоставить ей городской
театр для митингов.
Не
успели хорошенько обсудить этот вопрос, как
в зал думы вошел известный уже А. Сандомирский,
с несколькими железнодорожными рабочими.
А.
Сандомирский и
раньше уже несколько раз появлялся на
заседаниях думы — и держал себя
здесь довольно
непринужденно. Очевидно было для всех и,
конечно, более всего для А. Сандомирского,
что гласные его побаиваются — и потому
говорил он с ними властным тоном и входил в
думу, когда ему заблагорассудится, — как в
собственный кабинет.
Так
и на этот раз. Вошел А. Сандомирский — и гласные притихли.
А.
Сандомирский
объяснил, что железнодорожные рабочие забастовали с целью побудить
правительство провести в жизнь дарованные
манифестом 17 октября свободы — и что они
предлагают думе ходатайствовать
о закрытии на время забастовки всех винных
лавок и снять военную охрану на вокзале, при
чем как можно скорее требуют убрать с
вокзала находящегося среди войска, в
качестве
добровольца, г. Никотина. Ежели эти требования
будут исполнены, то будут выданы продукты
первой необходимости, находящиеся
в вагонах, затем железнодорожные
рабочие откомандируют в город свою охрану
— и вообще они примут меры, чтобы
забастовка протекла мирно, — а иначе и в
городе произойдет всеобщая забастовка и
все замрет.
—
Как замрет? Что вы этим хотите сказать, —
всполошились отцы города, не на шутку
перетрусившие.
А
гласный Старицкий,
вообще сильно, по-видимому,
волновавшийся
в это время, начал говорить, что мы
находимся на пороге анархии — и
единственный выход — это созыв
учредительного собрания!.. А теперь надо отправиться к
губернатору с ходатайством об устранении
репрессий на вокзале.
Гласный
Каменский — и
тот даже взмолился.
—
Голубчик, — в таком тоне обратился
он к А. Сандомирскому, — но чем же мы то
виноваты, что вы грозите нам анархией? —
Ведь
мы же идем вам навстречу, — но что же поделаем, если губернатор не
захочет исполнить наших требований!.. За что
же нас то наказывать — это несправедливо!..
Тут
опять не удержался г. Старицкий.
—
"Когда идет гроза, нечего спрашивать,
справедлива она или нет... Корни бедствия —
пренебрежение
правительства к правам каждого. Нужно
искоренить прежний порядок! И раздумывать
нечего — пошлем телеграмму Витте...
—
Пошлем телеграмму Витте — поддержала г.
Старицкого вся дума.
—
Но все же, не унимался г. Каменский, — что же делать, чтобы
избежать анархии, — если
губернатор откажется сделать
распоряжение об очистке войсками вокзала?..
—-
Тогда — вдохновенно выступил вперед А.
Сандомирский, видя, что дума
погрузилась в безмолвие
после реплики Каменского, — тогда последуйте примеру железнодорожных рабочих!.. Они тоже
раньше просили, а теперь требуют! Так должна
поступить и дума, — когда идет бой по всему
фронту!
—
Верно!
Браво! Браво — воодушевилась дума — раньше
просили, теперь будем требовать — идем,
идем всей думой к губернатору!
Но
тут, не знаю, к счастью
или к несчастью, нашлись еще среди гласных
некоторые, сохранившие самообладание,
и заявили, что уже 12-й час ночи, на дворе льет
проливной дождь — и ежели вся дума, да еще и
железнодорожные рабочие, ввалятся в дом губернатора, который,
наверное, уже улегся спать, то выйдет по меньшей
мере неловко, — и,
наконец, губернатор
может думы и не принять — зря только
промокнем под дождем — а лучше отправить
немедля депутацию
из трех лиц и спросить, примет ли князь Урусов всю думу — и тогда уже
действовать наверняка.
На
том и порешили.
К
губернатору отправились гг. Трегубов,
Струве и Несвицкий.
А
чтобы время даром не пропадало, в думе, под
председательством гл. Сияльского,
открылся митинг, принявший, по предложению Старицкого, резолюцию о
созыве учредительного
собрания
и проекты телеграмм к Витте и командующему войсками Киевского военного округа.
Наконец, возвратились и делегаты от
губернатора и сообщили, что хотя губернатор
больной и уже спал, но его подняли с постели
и он принял депутатов любезно, хотя думу, в
полном составе принять
отказался; обещал оказать думе
содействие...
Наконец,
около двух часов ночи
заседание закрыли, с тем, чтобы на завтра, на
2 часа дня, созвать новую экстренную
думу.
Но
телеграммы Витте и командующему войсками
все же приняли сейчас. В телеграмме Витте
Полтавская дума признала, что "для внесения порядка и успокоения страны безусловно
необходимо немедленное устранение
исключительных мер охраны на всем
пространстве государства, всеобщая и
полная политическая амнистия, полное упразднение смертной казни и
немедленное, в настоящем же месяце,
издание закона о созыве Госуд. Думы с
учредительными функциями, на основе всеобщего,
прямого, равного и тайного избирательного
права"...
Преинтересную
картину представлял думский зал на другой
день.
К
двум часам собралась масса публики, — в
предвкушении интересного дарового
зрелища.
Много железнодорожных рабочих — и, конечно,
А. Сандомирский. Он рассказывает, что
военная охрана, будто бы, на вокзале уже
снята и солдаты "братаются" с
рабочими.
Когда,
в 3
часа, В. П. Трегубов открыл заседание, то
многие потребовали перенесения его в городской театр.
Виктор
Павлович наотрез отказался и доложил о
результатах своих хлопот и ходатайств,
причем заявил, что военная охрана на
вокзале никак не может быть снята, ибо
комендант
сказал, что если снимет ее самовольно, то
попадет под военный суд.
А.
Сандомирский
благодарил "граждан-гласных" за
участие: наконец, и вы, — говорил он, —
стали на тот путь, на который нужно было
стать для правильного разрешения настоящих
жизненных задач!..
Когда
заседание
было закрыто, часа в 4,
по обыкновению, начался митинг, на котором,
напр., "представитель
харьковского пролетариата"
приглашал всех, в ком душа
жива, прекратить подчинение настоящему
режиму... "Или смерть или победа — а
прозябания нам не нужно.
Мы заключили союз со смертью, она нам не
страшна, — да здравствует
революционный
пролетариат"!..
Говорили
рабочие — и
все в один голос требовали учредительного
собрания...
Такие
дела
творились и такие речи лились
в нашей городской думе, — а на улицах расхаживали забастовавшие кухарки и горничные...
Ватаги
забастовщиц расхаживали по городу,
врывались во дворы, в дома, наводили страх и
ужас на хозяев и детей — и "снимали"
прислугу, принуждая примыкать к
забастовавшим.
Обыватели
возопили. Что же это делается!..
И
даже г. Старицкий, по
поводу забастовавших кухарок и горничных,
наконец, нашел, что это уж
слишком — и даже решился предложить
обратиться, для прекращения безобразий, творимых
забастовавшей прислугой, к содействию
полиции!..
Впрочем,
скоро г. Старицкий
спохватился — и уже на следующем заседании думы выразил об этом сожаление...
Во всяком случае, на ряду с заседаниями городской думы,
превращающимися в митинги, собраниями
местных педагогов, апеллирующих к
общественному мнению по поводу перевода
одного из них г. Панибратцева из Полтавы;
вместе с собраниями Полтавской группы всероссийского
союза учителей и деятелей по народному
образованию, принимающими длинные
резолюции, сводящиеся
все к тому же созыву учредительного
собрания, на ряду с собраниями духовенства, служащих в
разных учреждениях, — в
городском доме начались
митинги кухарок и горничных, на которых
руководителями и главными ораторами
выступали г. Головня и Берта Зеленская,
жена известного
защитника Скитских. В качестве ораторов
выступили на первом митинге 21-го ноября "товаришки",
— так напр. "Соня" говорила: нам
надо бороться
и мы победим! Довольно уже издавались над
нами наши хозяйки! Да здравствует союз
рабочей прислуги!
Товаришка
"Катя" рисовала картину жизни
работницы: ни почытаты николы, бо
хазяйка каже, — не
палы свитла; — и до церквы питы. Робы, як проклята
за тры карбованци в мисяць!..
Решили,
что митинги прислуги будут
два раза в неделю...
Все
подобные собрания
пестрели самой разнообразной публикой,
среди которой выделялась учащаяся в разных
учебных заведениях, от низших и до высших,
молодежь в странных костюмах — смесь
форменных принадлежностей туалета со
штатскими — получались костюмы в
достаточной мере фантастические.
Кстати
сказать, повелись в это время папахи,
которые полюбились всем и носили их как "граждане",
преимущественно рабочие, так и учащиеся. Не редко можно было видеть
гимназистика, реалиста или семинариста в
форменном сюртуке и огромной волосатой
папахе...
На
заседаниях думы толпы публики были
такие, что с трудом очищалось
место для гласных.
Курьезов
на думских заседаниях бывало тьма. Хотя бы такой. Заседание думы. Член управы
читает "бумагу". — Что это такое, —
спрашивают — Петиция. — От кого? — От уполномоченных.
— Каких? Недоумение. Никто не знает. Не то от
"комитета прислуги", не то от "союза
женщин". Так и не добились — и не дочитав
бумаги, бросили ее в корзину. — Только
напрасно время провели, — замечает один
гласный с досадой...
|