ХLVI.
Кн.
Урусов — и земство. — Прекращение земских
оценочно-статистических работ. — Дело
Кривецкого. — Мой визит к губернатору в
связи с этим делом и последствия этого
визита. — Решение предпринять издание
частной газеты. — Шипин. — Назначение в
Полтаву нового вице-губернатора. — Объезд
губернии кн. Урусовым.
Скоро
после прибытия в Полтаву нового
губернатора, князя Урусова, ему
представился случай высказать свои взгляды
на некоторые вопросы внутренней политики.
Как
известно, увольнение губернатора Бельгарда
и перевод на его место из Гродно кн. Урусова
явились непосредственным следствием "Константиноградских
беспорядков".
Придет
время, когда истинные причины этих "беспорядков"
будут обстоятельно выяснены, — тогда же, т.
е. в описываемый период времени, в правящих
кругах преобладало мнение, что беспорядки в
Константиноградском уезде и в других
местах были подготовлены и вызваны
земскими статистиками, собиравшими для
земств оценочно-статистический материал (по
закону 8 июня 1893 г.).
Такое
мнение правительства прямо было выражено в
известном всеподданнейшем докладе Плеве,
при чем вина, конечно, возлагалась на
земства, которые слишком уже расширили
поставленную им этим законом задачу,
предприняв, вместо оценочно-статистического,
сложное оценочно-экономическое
обследование всех недвижимых имуществ. От
этого проистекло то, что к 1902 году, не смотря
на затрату почти 6 миллионо рублей,
оценочные работы не вышли из периода
собирания материалов.
Другая
причина неуспешности этих работ, по мнению
Плеве, коренилась в составе лиц,
привлекаемых земствами к собиранию
оценочно-статистического материала.
Многие
земства, а в том числе и Полтавское, в помощь
постоянному составу работников по этому
делу, приглашали временных сотрудников, "далеко
не безупречных в политическом отношении".
Наибольшее
число таких сотрудников — временных — было
в Полтавском земстве — 594 на 37 постоянных.
"Постоянное,
особенно при обследовании земельных
имуществ, общение с крестьянами, давало, по
мнению Плеве, неблагонадежным людям
широкое поле для противоправительственной
пропаганды" и потому правительство
решило этому положить конец — и разъезды
статистиков приостановило с 1 июня этого, т.
е. 1902 года.
Взгляд
Плеве на роль статистиков, а следовательно,
и земств, в частности Полтавского, конечно,
не был тайной для вновь назначенного
губернатора кн. Урусова и он, хотя косвенно,
но довольно прозрачно намекнул об этом при
открытии экстренного земского собрания в
последних числах мая.
В
своей речи, при открытии собрания, кн.
Урусов, послав комплимент Полтавскому
земству за то, что, как он убедился, оно
многое сделало на пользу местного
населения, заявил о своей "глубокой
уверенности", что как губернское, так и
уездные земства Полт. губ. будут и впредь
продолжать свою деятельность в том же
направлении, не отвлекаясь в сторону и не
увлекаясь посторонними соображениями,
которые всегда мешают правильному, точно
определенному в законе течению эемской
жизни"...
Земцы
и все, кого сие касалось, поняли
предупреждение, разумеется, в надлежащем
смысле, а в обществе говорили: подтягивание
началось — чем-то оно кончится.
Конечно,
никому в голову не приходило, что кончится
1905 годом, "конституцией" и "парламентом"
— сперва с Аладьиным и Алексинским, а потом
с Пуришкевичем и Марковым...
Это,
повторяю, никому в голову не приходило, — а
в ближайший к губернатору круг служащих
приходили новые лица и должны были уходить
старослужащие, а в числе этих последних
надо было уходить и мне, — как стадо
выясняться.
С
первыми днями губернаторства кн. Урусова
совпал разбор дела, известного под
названием "Дела Кривецкого и Ко". —
Дело это интересовало местное общество.
Кривецкий, бывший делопроизводителем
Кобелякского воинского начальника,
довольно недвусмысленно был замешан в
махинациях по освобождению некоторых, иных
даже очень известных фамилий, молодых людей
от воинской повинности.
Судят
Кривецкого, его пособников и помощников, а
также и воспользовавшихся их услугами
молодых людей прибыл в Полтаву военный суд.
Защитниками
27 обвиняемых выступали такие светила как
Плевако, Карабчевский, полтавский Перцович,
из Харькова Гонтарев и др. Потом стало
известным, что вместо Плевако выступает
тоже знаменитость Шубинский.
Надо
было дать в газете обстоятельный отчет, — а
между тем председательствующий в суде
генерал Черпевский, милейший и любезнейший
человек, категорически заявил, что без
разрешения министра не может "пропустить"
подробных отчетов в газете о деле — и если и
предоставит вход в зал суда представителям
печати, то с обязательством, что они ничего
о нем печатать не будут.
—
Добудьте разрешение министра — говорил
генерал — и я с удовольствием сделаю для
вас, что пожелаете.
Имея
в виду "прецеденты", напр., по делу
Скитских и другие, я, с легким сердцем,
проник в квартиру губернатора — не в
урочный час. Попросил доложить о себе.
—
Что-нибудь экстренное? — спросил, выходя ко
мне князь Урусов, — которому, по всем
признакам, появление мое в не приемные часы
не доставило никакого удовольствия.
Тем
не менее, я, этак, с независимым видом,
изложил, — что вот-де интересное, даже
сенсационное дело, надо дать о нем отчет, а
генерал чинит препятствия — и необходимым
условием помещения в газете отчета о деле
ставит разрешение министра, — почему я и
прошу его сиятельство испросить таковое
разрешение.
Губернатор
ответил, что он не намерен вмешиваться в мои
дела и обращаться к министру из-за каких-то
газетных отчетов.
Я
хотел было пояснить, что в данном случае
имеются в виду совсем не мои дела, а
интересы газеты, близкой столь же
губернатору, как и мне; что в аналогичных
случаях прежние губернаторы всегда
оказывали и со своей стороны содействие,
подобное тому, о каком я прошу кн. Урусова, —
но тон ответа князя был такой решительный и
настроение столь не подходящее, что
объяснения я оставил, а предложил такую
комбинацию:
—
Тогда разрешите, — я сам обращусь к
министру.
Это
окончательно взорвало губернатора.
Резко,
возвысив голос, он заговорил о том, что
ежели я желаю обращаться к министру, — то
это мое дело; что я могу поступать, как мне
угодно — и проч. в этом роде.
От
моего "независимого вида" не осталось,
конечно, и следа, и я только смотрел во все
глаза на вспылившего губернатора и
недоумевал, что сей сон означает, в чем дело,
— и за что мне сие?
Князь
Урусов порывисто поднялся с места, крепко,
по своему обыкновению, пожал руку — и все
еще, как будто пылая негодованием, ушел на
балкон.
Я
повернулся восвояси — в совершенной
растерянности.
—
Да, — вертелось в голове — времена
Бельгарда и Татищева, кажется, надо
забывать и держать себя с губернатором "в
струне".
На
другой день, как раз, предстоял какой-то
доклад, назначенный мне в 12 часов.
Я
заявился в приемную часов около половины
двенадцатого.
В
приемной было много всякого народу. Без
четверти в 12 часов вышел от губернатора
докладчик. Была моя очередь. Я медлил идти,
ожидая, когда стрелка станет на двенадцати.
Вдруг
дверь в приемную из кабинета губернатора
открылась и на пороге показался кн. Урусов.
—
Иваненко еще не пришел? — громко спросил он.
В
этот же момент глаза наши встретились, так
как я стоял как раз против дверей.
После
вчерашней сцены я внутренне "подтянулся"
и был готов во всему, дав самому себе слово
быть "выше" возможных неприятностей;
благодаря этому, я спокойно выдержал взгляд
губернатора — и после его вопроса поднял
глаза к часам.
Посмотрел
на часы и кн. Урусов.
Было
без пяти минут 12.
Подучилась
довольно интересная живая картина.
Я
внутренне торжествовал, — ибо назначенного
мне срока не пропустил и потому возможное
подозрение нового губернатора, что
секретарь статистического комитета
демонстративно игнорирует введенные им
порядки и служебную дисциплину должно было
отпасть.
Может
быть благодаря этому последнему
обстоятельству, кн. Урусов, за которым я
последовал на балкон, был совершенно
неузнаваем по сравнению со вчерашним днем.
Очень мягок, спокоен, любезен.
Я
молча подавал бумаги к подписи.
Наконец
кн. Урусов заговорил о вчерашней моей "выходке",
как он выразился.
Тут
я, не смотря на намерение ничего, не
вызываемого докладом, не говорить, не
удержался и объяснил, что вчера я поступил
так, как поступал при губернаторах Татищеве
и Бельгарде, которые "Губ. Вед." никогда
не считали моим личным органом и
интересы газеты всегда принимали близко к
сердцу, всячески способствуя ее выгоде; и я
ожидал, что и кн. Урусов, как губернатор,
отнесется также — но теперь вижу свою
ошибку в том, что не выяснивши взглядов кн.
Урусова, адресовался к нему с просьбой — и
проч. — не помню уже что.
Кн.
Урусов еще поговорил; повторил, что "Губ.
Вед." надо "реорганизовать" в духе
народной газеты — и уходя, я вынес вполне
примирительное впечатление вместе с
убеждением, что кн. Урусову желательно "отставить"
меня от губернского органа.
Это
я ясно видел и чувствовал. — Придется
уходить — это несомненно.
"Уходы"
уже и начались. С кн. Урусовым, вместе,
приехал и непременный член Гродненского по
городским и земским делам присутствия
Шипин. Говорили, что Шипин правая рука кн.
Урусова, — дельный, трудолюбивый и тонкий
законник — поседевший за канцелярским
столом и изучением законов и циркуляров. По
поручению кн. Урусова, Шипин уже в июне
обревизовал Полтавскую городскую управу, а
в июле стало известным о переводе Шипина в
Полтаву на должность непременного члена по
земским и городским делам присутствия, а
занимавшего эту должность Д. В.
Симоновского — в Гродно, на место Шипина.
Ожидали и дальнейших перемен в этом же роде
— и говорили, что очередь за мной. Я подумал,
что не следует допускать, пока мне
предложат уйти — и потому, в один
прекрасный день, будучи у кн. Урусова с
докладом, спросил, поддержит ли он мое
ходатайство о разрешении издания частной
газеты? Кн. Урусов сразу же ответил, что —
охотно поддержит, — и на другую мою просьбу,
не оставит ли он меня на должности
секретаря статистического комитета, пока я
"окрепну" с частной газетой,
последовал тоже положительный ответ.
Тогда-то,
ничтоже сумяшеся, я и подал в Главное
управление по делам печати прошение о
разрешения мне издания „Полт. Вестника".
Пока
же шло "собирание справок" и проч.,
прошлось ближе узнать губернатора кн.
Урусова, который оказался джентльменом во
всех отношениях, не смотря на свою
вспыльчивость, подчас ставившую
подчиненных ему лиц в неприятное положение.
В
августе кн. Урусов предпринял первый объезд
губернии — и оставил везде лучшее
впечатление.
Кн.
Урусов, кажется, первый из губернаторов
самолично посещал волости и производил там
подробную и обстоятельную ревизию. По
приезде в село или город первым делом
отправлялся в церковь, затем делал визиты
священникам лично или через чиновника
особых поручений посылал карточки. Это была
новинка в "ревизии" губернатора и
очень всем нравилась.
В
іюле этого же года вице-губернатор Леонтьев
был переведен на такую же должность в Вятку,
а на его место был назначен один из земских
начальников Московской губернии Фон-Визин
— потомок знаменитого автора "Недоросля".
Перевод
Леонтьева связывали с
Константиноградскими беспорядками.
Из
семинарии ушел ректор Пичета — уход его
связывали с беспорядками в семинарии в 1901
году.
В
ноябре Полтава торжественно и шумно
отпраздновала тридцатипятилетие
общественной и служебной деятельности
Виктора Павловича Трегубова — а в начале же
этого месяца я уехал в Петербург, чтобы
личными усилиями подвинуть затянувшееся
разрешение мне издания газеты.
|