XLV.
Слухи
о кн. Урусове. — Присланная из Гродно его
характеристика. — Приезд кн. Урусова в
Полтаву. — Мое представление кн. Урусову —
вне обычного порядка. — Взгляд кн. Урусова
на задачи Губернских Ведомостей. — Общее
представление должностных лиц губернатору
кн. Урусову. — Я получаю первое замечание от
кн. Урусова за напечатание адреса земских
служащих Шкларевичу.
Приезду
в Полтаву князя Н П. Урусова предшествовали
угрожающие слухи.
Говорили,
что в "распущенную" Полтавскую
губернию назначили губернатором кн.
Урусова с нескрываемым намерением ее "подтянуть"
— и что в данном случае выбор Плеве, павший
на Гродненского губернатора, был вполне
удачный.
—
Князь Урусов подтянет — будьте
благонадежны, — так говорили кругом.
И
мы, служащие по министерству внутренних дел,
прежде всего готовились восприять и
восчувствовать приемы и меры "подтягивания".
За
что собственно "нас" следует подтянуть,
никто не знал, да и вины за собой тоже не
видели, но что
подтягивание прежде всего коснется нас, в
этом не сомневались, — и прилагали все
старания, как можно больше узнать "про
нового губернатора".
Кто-то
из губернского правления даже обратился в
Гродненское губернское правление с
просьбой прислать сведения о князе Урусове,
— что он за человек и каков губернатор,
строг ли и до каких степеней и проч.
И
действительно, незадолго до приезда кн.
Урусова в Полтаву мы получили обширный
манускрипт, кажется, написанный бывшим
тогда советником Гродненского губернского
правления Филоновым, — в нем, т. е. в
манускрипте, предупредительно сообщались
очень интересные для нас и подробные
сведения, характеризующие нашего нового
губернатора, как администратора и человека.
Говорилось о его умении разгадывать людей,
отличать трудолюбивых и способных
чиновников; о беспристрастии в оценках и
энергичном отстаивании и "выдвигании"
лучших из них; тут же говорилось и о "строгости
и справедливости" — и вообще отсутствии
тенденции к попустительству и потаканию, а
также неуменью смотреть сквозь пальцы на
"упущения" и недостатки; говорилось,
что кн. Урусов талантливый и энергичный
администратор, "большой барин"; приемы
его редки, но блестящи и проч., — а в общем
Гродненская "характеристика" страхов
наших не только не развеяла, но значительно
усилила.
-—
Увидим, — будет, что будет, — говорили
меланхолично в губернском правлении и
канцелярии губернатора.
9-го
мая кн. Урусов приехал в Полтаву и с вокзала
отправился прямо в собор.
Остановился
он в Европейской гостинице, так как из
губернаторского дома семейство Бельгарда
еще не отбыло.
Днем,
9-го мая, я был в редакции, в губернском
правлении. С улицы донесся глухой шум
экипажа "на резинках". Как будто что
подтолкнуло посмотреть в окно. Подошед, —
вижу мимо катит на своем выезде известный в
Полтаве Пупко, а в экипаже сидит плотный
господин, в генеральском пальто
гражданского ведомства, в фуражке с красным
околышем и большим козырьком.
—
Князь Урусов, — словно кто подсказал мне, —
и я, как оказалось впоследствии, не ошибся —
это ехал новый губернатор с визитами.
На
другой день, 10 мая, как я уже писал, отбыл из
Полтавы А. К. Бельгард, а на 11-е мая было
назначено "общее представление'"
новому губернатору, в губернаторском доме.
Очень
мне не хотелось принимать участия в этом
"общем представлении", пожалуй, новый
губернатор, о котором ходили такие зловещие
слухи, обратится с какими-нибудь
щекотливыми вопросами, может быть и тон его
обращения будет слишком высокомерен и
пренебрежителен — все это "на общем
представлении" особенно неприятно и если
бы как-нибудь избежать!
Было
уже поздно, когда в редакции собрался
кружок сотрудников и сослуживцев и мы
говорили на эту тему. Я напрягал мозги,
чтобы изобрести какой-нибудь предлог
представиться новому губернатору отдельно
и самое лучшее сегодня же.
—
Эврика — предлог есть, — обрадовался я, —
еду сейчас к губернатору и спрошу
разрешение его, как главного теперь
руководителя и направителя губернского
органа, на помещение завтра одной срочной
статьи.
Князь Н.П. Урусов
Статья,
положим, была не срочная и в особых
губернаторских разрешениях надобности не
было, но за "предлог" сойти она могла.
—
Поздно уже, одиннадцатый час, —
призадумался я, — но была не была —
попробую.
Живым
манером облекся в мундир, который был
приготовлен в редакции к завтрашнему дню,
послал за извозчиком — и через несколько
минут поехал в Европейскую гостиницу.
Спросил
швейцара, не улегся ли уже спать губернатор
— и если нет, то нельзя ли его видеть —
скажите: редактор Губернских ведомостей.
Швейцар
передал об этом официанту, тот ушел
наводить справки и очень долго не
возвращался.
Мне
уже рисовалась картина первого приема,
вроде приемов Косаговского, — окрик, разнос
за беспокойство и за смелость являться в
неурочный и поздний час — а вернее всего —
вот сейчас появится официант и скажет: не
принимают.
Официант,
наконец, появился и вопреки ожиданию,
сказал: пожалуйте, просят.
—
Великолепно — цель достигнута, — подумал я,
поднимаясь во второй этаж.
—
Пожалуйте налево и прямо, — указал
коридорный.
Дверь
в губернаторские помещения открыл вышедший
его слуга.
Не
успел я переступить порог, как из боковой
двери вышел князь Урусов, с канделябром в
одной руке.
Я
начал сакраментальное: имею честь
представиться — но не окончил фразы.
Князь
Урусов перебил и сказал:
—
Берите стул и подсаживайтесь вот сюда; —
крепко пожал руку и указал место около
стола; сам сел сбоку, на диван, канделябр
поставил на стол.
Прежде
всего бросилось в глаза хорошее настроение
нового губернатора, веселая улыбка,
открытые, простые манеры.
—
Да он совсем не строгий, — пронеслось в
голове из Гоголя.
Завязалась
оживленная беседа — о "Губернских
ведомостях", о задачах губернского
органа и проч.
Князь
высказывал свои взгляды на этот предмет, расспрашивал
об условиях издания "Губ. Вед." в
Полтаве.
Новый
губернатор был против того, что бы "Губ.
Вед." следовали типу и тону частных общелитературных
изданий, и находил, что "Губ. Вед."
должны сделаться правительственной,
народной газетой, общедоступной и по
содержанию и по цене.
Князь
предложил разработать в отдельной запаске
вопрос о превращении "Губ. Вед." в
народную газету. Я обещал — и скажу уж за
одно — такую записку через несколько дней и
представил. Записка была положена под сукно
— и там, вероятно, покоится и до настоящего
дня — рядом с другими "записками"
моими и иных авторов, писанными не раз и по
разным вопросам, начиная с губернаторства
Косаговского.
"Представление"
губернатору кн. Урусову затянулось чуть не
до 11 часов ночи.
Уехал
я от него совершенно успокоенный — а
главное в восторге от того, что на
завтрашнем общем представлении я ему буду
уже известен.
В
редакции я застал среди других также
некоторых служащих в губернском правлении,
которые с интересом ожидали моего
возвращения и сообщений о новом
губернаторе, — по первому
непосредственному впечатлению.
Я
рассказал о своем посещении и поделился
результатами своих наблюдений, —
результаты эти были безусловно благоприятны,
что особенно подняло дух у чиновников.
На
другой день, 11-го мая, в зале
губернаторского дома собралось
многочисленное общество "представляющихся".
Когда
я прибыл в 10 час. утра, князь Урусов был уже в
губернаторском доме, в гостиной.
Туда
были приглашены чины судебного ведомства —
и пробыли довольно долго. Затем, кажется,
было приглашено военное ведомство, затем
акцизное — и т. д.
Словом,
представление губернатору шло не по
примеру прежних лет.
Одно
только министерство внутренних дел все
время оставалось в заде — и к нему кн.
Урусов вышел около 3-х часов дня, когда
представились другие ведомства.
Как
я ожидал, так и произошло — губернатор
почти никого из представляемых не оставил,
чтобы не обратиться с тем или иным вопросом
— и не редко неприятным, ибо не всегда на
него находился у вопрошаемого надлежащий
ответ. Даже на такие простые, как — сколько
у вас в отделении или столе за год входящих
— не всегда получался немедленный ответ, —
можете судить поэтому, в каком положении
оказывались многие из представлявшихся...
Я
был спокоен — меня уже не спросит ни о чем —
и действительно, когда кн. Урусов дошел до
меня, он только подал руку и сказал: мы уже
знакомы.
Как-то
было странно — после всех предшествовавших
приезду в Полтаву кн. Урусова слухов о его
строгости и требовательности, что "представление"
проходит без всяких инцидентов, — если не
говорить о "вопросах", о которых я
упомянул выше.
Представление
подходило к концу — а инцидента все нет.
Наконец,
инцидент, хотя и незначительный, но в тоне
именно ожидаемого.
Когда
князь Урусов, обходя представляющихся, был
близко от меня, в группе чинов полиции,
стоящей отдельно в стороне во главе с
полицмейстером Гетинкау, завязался живой,
громкий разговор.
—
Когда губернатор говорит, не следует ему
мешать, — вдруг громко обратился князь
Урусов к полиции ,— когда я кончу —
продолжал он — тогда вы будете
разговаривать.
Эффект
получился полный.
"Полиция"
замерла. Остальные тоже притаили дыхание —
и ожидали, что же будет дальше. Но дальше кн.
Урусов также спокойно, как и начал,
продолжал прием.
После
всех он "принял" полицию, которую, к
нашему общему разочарованию — ожидали
продолжения инцидента — пригласил
отдельно в гостиную.
Долго
мы ожидали выхода полиции; многие были
уверены, что, вероятнее всего, завтра же она
в полном составе очутится в отставке и
самое меньшее, что ее ожидает — это
грандиознейший разнос, — но опять же, ко
всеобщему удивлению, — Александр Иванович
Гетинкау и подведомственные ему чины вышли
из гостиной от губернатора в самом лучшем
расположении духа.
Оказалось,
что кн. Урусов совершенно забыл, а может
быть и не захотел вспомнить о недавнем
инциденте, — и говорил с чинами полиции в
самом благожелательном тоне, давал разные
директивы и указания и проч.
В
общем все представляющиеся вынесли о новом
губернаторе князе Урусове хорошие
впечатления, совершенно разрушившие
циркулировавшие о нем слухи.
А
на другой уже день — мое личное впечатление
было омрачено. Не помню, с каким докладом я
заявился, в первый раз, к кн. Урусову;
принимал он на балконе. Подписав бумаги, он
повернулся ко мне и сказал, что таких
заметок, как заметка о Шкларевиче
в
официальном органе он не потерпит, — и на
будущее время я не должен позволять себе
что-либо подобное.
Я
сначала даже не понял, о чем речь идет — и
потом только сообразил, что это о
репортерском отчете, заключавшем в себе
описание поднесения адреса земскими
служащими бывшему в течение 12-ти лет
председателем губернской земской управы
Шкляревичу.
Меня
особенно удивило то, что отчет об этом
поднесении был напечатан сравнительно
задолго до прибытия кн. Урусова, — в первых
числах мая, — а вот, оказывается, ему он
известен — и очевидно не понравился, а
почему, — так и осталось для меня тайной.
В
этом адресе, прочтенном членом управы
Саранчевым, между прочим, говорилось, что в
период, когда во главе земства стоял Ш., было
обращено особое внимание на экономические
нужды населения; о создании им такой
атмосферы в земской деятельности, при
которой возможно было продуктивное
соединение двух элементов выборного и
вольнонаемного; что личные заслуги и
достоинства служащих Шкларевич ставил выше
общественных предрассудков и симпатий,
почему он и вербовал служащих, не
справляясь и не считаясь ни с их прежним
общественным положением, ни с
национальностью, ни с полом; — он первый
открыл доступ к земской службе женщинам — и
тем сделал первый шаг к разрешению вопроса
о нормальном общественном правопорядке,
при котором за обоими полами признается
право на общественную деятельность в самом
широком значении этого понятия'' и т. д.
Шкларевич,
конечно, был растроган, благодарил: говорил,
что "выборные" служащие похожи на
марионетки, на картинки, сменяющие одна
другую — и что новый состав должен
исправлять ошибки старого и направлять
дело на должный путь, — и что он, Шкларевич,
слишком "старый земец", чтобы забыть
заветы прошлого...
В
общем, — ни в адресе, ни в самом факте его
поднесения, а тем более в голой отметке об
этом в газете "ничего особенного" не
было, — тем не менее я получил первое
замечание, в довольно категорическом тоне,
от нового губернатора, а вслед за этим не
заставила себя ожидать и другая
неприятность, прямо вытекшая из факта
наступления "нового режима" — и в
частности из перемены в моих служебных и
личных отношениях к губернатору.
|