VI.
Косаговский
— ценитель просвещения. — Назначение меня
редактором "Губ. Ведомостей". —
Знакомство с Величковским. Собрание
дворянства и раут. — Дамский клуб.
Совершенно
неожиданно для меня открылась еще одна
сторона натуры Косаговского, о которой я
менее всего подозревал.
Косаговский был не только театрал — может
быть, впрочем, от скуки — но любитель и
ценитель просвещения. И собственно ему я
обязан тем, что пребываю и по сей день,
довольно не благополучно, в роли
Полтавского журналиста. Вот как это
случилось. В один прекрасный, солнечный сентябрьский
день я возвращался из губернской управы,
куда ходил к Заленскому, не помню, по какому
делу. Очарованный чудной погодой,
я присел на скамейке в Александровском
парке, против губернаторского дома.
Было
около двух часов. Вдруг слышу со стороны губернаторского
дома зовут: Ваше благородие — вас его
превосходительство требует — и уже давно
вас ищут!
Это
звал курьер, устремившийся от
губернаторского дома ко мне.
Я
затревожился.
—
Что такое? — спрашиваю курьера на ходу в
канцелярию, чтобы переодеться в вице-мундир.
—
Не могу знать. Там все губернское правление
— и чиновник уже два раза вас спрашивал.
И
губернское правление! — Батюшки сватушки,
выносите святые угодники — мысленно
взмолился я.
Надо
сказать, что Косаговский не был расположен
ходить на заседания губ. правления в "присутственные
места", как это делалось до него, а
перенес заседания к себе в приемную. На
заседаниях этих, начинавшихся в 1 час дня, он
был всегда сердит, так как они не давали ему
возможности "отдохнуть'* после завтрака.
Это
знали все, знал и я, — и потому с удвоенным
страхом открыл дверь в приемную.
В
тучах табачного дыма передо мной
вырисовалась картина заседания "Губернского
Олимпа".
Прямо,
за длинным столом, откинувшись на спинку
кресла с папиросой в руках — сам Зевс —
губернатор Косаговский. По сторонам от него
— вице-губернатор Жуков, старший советник
губернского правления Григорьев; против
Косаговского другой советник Насветов; на
углу стола бледное болезненное лицо
секретаря Костенского. Сидели за столом еще
и другие — но я их не распознал тогда, —
кажется врачебный инспектор Рейпольский и
его помощник Мандельштам.
Стол
протянулся против входа — на том месте, на
котором при губернаторе Татищеве поставили
биллиард, который и остался стоять и при
губернаторах Бельгарде, кн. Урусове и
Князеве; стоить ли этот бильярд и теперь, не
знаю, так как с отъезда Князева в приемной
губернаторского дома бывать не пришлось.
Говорили,
что этот бильярд приобрел у вдовы
губернатора Татищева губернатор Бельгард,
у Бельгарда кн. Урусов, у Урусова Князев, — а
другие говорили, что он стал казенной вещью
и в инвентаре прочей казенной мебели
составляет казенную обстановку
губернаторской квартиры. Так ли это, не знаю.
Когда
я вошел "на заседание'' и остановился в
ожидании, все повернулись в мою сторону и
воззрились на меня. Жуков улыбался.
—
Почему вы не на месте своей службы — вперил
в меня взор Косаговский.
—
Я ходил в земскую управу но делам службы!
Ответ,
по-видимому, удовлетворил Косаговского и он
сказал:
—
Я вас назначаю редактором Губернских
Ведомостей с тем, чтобы вы их улучшили, —
справитесь с этим делом?
—
Попытаюсь, — ответил я. Все поднялись с мест
— очевидно заседание было давно кончено.
Косаговский направился в свой кабинет, а
меня окружило "губернское правление".
Подошел и улыбающийся
Жуков.
—
Это я вас порекомендовал, — сказал он.
Я
припомнил теперь его вопрос на памятном для
меня "втором" докладе Косаговскому в
губернском правлении — и поблагодарил
Жукова.
Туг подошел и Костенский, до сего времени
редактировавший неофициальную
часть Губернских Ведомостей.
—
Пойдемте, я вас познакомлю с Кривобоком и
Яковлевым, — сказал он, — и сдам ведомости.
—
Как, сейчас? — спросил я испуганно.
—
Да что ж откладывать, — ответил Костенский.
—
И то правда.
Мы
отправились в "присутственные места"
— в типографию губерн. правления, которая
помещалась там, где теперь губернское
присутствие. Тут же была и контора
типографии и Губернских Ведомостей, а также
газетный стол. Вот тут-то и совершилось мое
посвящение в тайны редактирования
губернского органа.
Костенский
представил меня начальнику газетного стола
Кривобоку Василию Семеновичу, Григорию
Константиновичу Яковлеву — заведующему
типографией, и прочим служащим.
—
Вот новый редактор, — говорил Костенский.
—
Когда же вам присылать Ведомости для
корректуры? — спросил Кривобок.
—
По вечерам я всегда дома, — ответил я.
Процедура
составления и ведения неофициальной части
"Губ. Ведом.", редактором которой я и
был назначен, была мне неизвестна, с
содержанием же этой "части" я был уже
несколько знаком.
Выходили
"Губ. Вед." два раза в неделю, по средам
и субботам, часть неофиц. вместе с
официальной — и помещались в этой части, т.
е. неофициальной, ведомости о происшествиях,
списки дел, назначаемых к слушанию в суде,
журналы заседаний различных обществ и
учреждений, — так что неизвестно, почему
она, эта часть, называлась "неофициальной",
ибо заключала в себя официальный материал
чистейшей воды. Печатался этот якобы "неофициальный"
материал с весьма значительным опозданием,
на месяц и более. Наприм., журналы заседаний
городской думы в 1888 году печатались в
августе 1889 года!..
Неофициальный
"элемент" составляли только частные
объявления.
Если
не ошибаюсь, перед Костенским редактировал
неофиц. часть "Губ. Вед." учитель
семинарии, известный содержатель
общественной библиотеки и книжного
магазина Богоявленский, а после него уже
секретарь губернского правления; труд этих
редакторов сводился только к чтению
корректуры, а материал представляло
губернское правление.
Я
совершенно не был в курсе дела — и Кривобок,
не предполагавший никаких изменений и
реформ, вскользь мне объяснил, что
корректуру будут приносить мне на дом "Николай"
или "Сидор" — типографские курьеры, и
чтобы я ее не задерживал.
Я,
конечно, дал обещание "не задерживать".
—
Завтра номер выйдет с вашей подписью, —
предупредил Кривобок.
Я
и на это согласился.
Завтра
был вторник, 5-го сентября, и я крайне был
удивлен, когда, придя утром в типографию,
чтобы увидеть первый номер газеты с моей
подписью и познакомиться с его содержанием,
в коем я был на этот, первый раз, неповинен,
— увидел, что мне дали номер за субботу, от 2-го
сентября — и действительно с моей подписью,
как редактора.
—
Позвольте — ведь сегодня вторник, 5-е
сентября — каким же образом во вторник
выходит субботний номер, не ошибка ли?
Кривобок
и другие усмехнулись.
—
У нас номера выходят — когда готовы!
—
А нельзя ли это дело так урегулировать,
чтобы "газета" выходила в
те дни, в которые ей полагается выходить!
—
Не можно — равнодушно ответил Кривобок —
во первых, мы не успеваем приготовить к
сроку официальную часть, во вторых — надо
выход номеров подгонять к срокам частных
объявлений.
Я
мало понял из этого объяснения — но сразу
увидел из тона и манер Кривобока, что без
ломки установившихся приемов и,
следовательно, без столкновений и
неприятностей дело, кажется, не обойдется.
Я
видел, что уже первый, поднятый мною вопрос
о сроке выхода газеты, произвел неприятное
впечатление в "конторе" и со мной стали
разговаривать сухо и недружелюбно.
Как
бы то ни было — 2-го сентября, в субботу, 1889
года — появилась в первый раз моя
редакторская подпись — и с этого дня
начались мои злоключения на тернистом
поприще газетной работы.
Я
положительно не знал, с чего начать и как
повести дело своими единоличными силами,
при видимом отчуждении и сдержанности "губернской"
среды и при губернаторстве Косаговского.
Отдельного
помещения для "редактора" не было;
материала никакого;
газет нет; связей
в Полтаве тоже еще не много...
Собрал
кое-какие обменные экземпляры газет и стал
прежде всего орудовать ножницами,
примостившись на кончике "газетного
стола", в дальней комнате типографии.
Извлек
из "Киевлянина", "Киевского Слова"
корреспонденции из Полт. губ., раздобыл кое-какую
"хронику" и другой материал и составил
номер на среду 6-го сентября.
Номер
этот вышел в пятницу, 8 сентября!..
Все
таки — я держался очередных дней и готовил
следующий номер к субботе 9-го сентября.
"Сидор"
или "Николай" — давнишние "курьеры"
газетного стола и конторы губернской
типографии, оборванные, обтрепанные — "Николай"
меланхолик и любитель выпить, "Сидор"
сангвиник, но тоже любитель выпить — по
вечерам приносили ко мне на квартиру на
клочках бумаги "оттиски материала" и
дремали в передней, пока я читал корректуру...
В
понедельник, 11 сентября, когда вышел
субботний номер от 9 сентября — Косаговский
позвал меня и, держа в руках "Губ. Вед.",
сказал:
—
Что за беспорядок — сегодня я получил
субботний номер! — За чем вы смотрите?
—
Я не при чем — неоф. часть связана с
официальной, а официальная, как мне
объяснили, выходит в зависимости от
объявлений.
—
Кто это объяснил?
—
Начальник газетного стола Кривобок.
—
Позвать Кривобока! На другой день пред
очами Косаговского предстал Кривобок.
—
Почему "Губ. Вед" не выходят в срок, —
спросил его Косаговский.
—
Не можно — начал свое объяснение Кривобок
— потому что объявления...
—
Если вы будете мне говорить глупости, то я
прогоню вас со службы — недослушав резонов,
перебил Кривобока Косаговский, повернулся
в пошел в кабинет.
"Губернские
Ведомости*' начали с этого дня выходит в
положенные сроки.
Но
на меня начали в типографии коситься:
—
Пока не было разных "студентов", не
было и неприятностей...
Тем
не менее "Губ. Вед." стали "обслуживать"
губернию и "отражать местную жизнь", —
в роли первой общественно-литературной
газеты в Полтаве.
Я кое-что все таки за это время газета
"отразила", — взять хотя бы, напр.,
номер от 4 октября — интересующиеся прошлой
жизнью Полтавы в нем найдут, между прочим,
избрание Виктора Павловича Трегубова, 6-го
сентября, на должность городского головы —
и его вступительную программную речь. По
этой же заметке можно судить и о состоянии
современного сему событию "репортажа"
и быстроте "отражения" жизни в газете:
избрание 6-го сентября, а отчет о нем 4-го
октября — через месяц! — Но ничего нельзя
было тогда поделать...
Читателей
на первых порах не было — единственным,
кажется, внимательным читателем был
Косаговский.
Стали
завязываться "литературные"
знакомства и первым познакомился со мной
работавший тогда в земстве Греченко,
который и дал большую статью "Доход
владельчесних хозяйств в Кременчугск. у. по
сравнению с доходом в испольном хозяйстве
Устимовича", которая в была напечатана в
нескольких номерах. Кроме того, я
пользовался для газеты материалом,
присылаемым в статистический комитет.
Перепечатки стали разнообразить и
пополнять т. о. обычные газетные отделы.
Греченко
был первым и довольно разносторонним
сотрудником — он давал хронику и разные
статьи — до театральных рецензий
включительно.
И
представьте — "газета" обратила на
себя внимание, ею стали интересоваться — и
даже с нею считаться.
Первым,
оказавшим внимание "местной печати" был
Полтавский уездный предводитель
дворянства Величковский.
К
концу октября этого года — 1889 — было
назначено экстренное дворянское собрание
"для выражения верноподданнических
чувств признательности Государю
Императору за его всемилостивейшее
внимание к нуждам дворянского сословия".
Дело
шло о благодарности за введение института
земских начальников.
Собрание
было назначено на 29-е октября — и
Величковский самолично ко мне заявился и
пригласил быть на этом собрании, что бы дать
о нем отчет и в "Московские Ведомости"
и в "Полтавские Губернские", а затем в
тот же вечер "почтит своим присутствием"
и раут, которым Полтавское дворянство
чествовало оставившего должность
губернского предводителя дворянства, после
двух трехлетий, князя Александра
Васильевича Мещерского — "одного из
видных деятелей в интересах дворянского
сословия'', — как тогда говорили в дворянских
кругах.
Дворянское
собрание 29 октября 1889 года было многолюдное
и бурное.
Величковский
устроил мое место рядом с председательским
столом и я мог свободно наблюдать все
происходившее и отлично слышать речи
ораторов.
Перед
заседанием Епископ Илларион отслужил в
зале дворянского собрания молебен и в своей
речи, между прочим, высказал, "что Царский
дар дворянскому сословию есть вместе с тем
и дар другим сословиям, благосостояние и
интерес которых неразрывно связаны с
благосостоянием и интересами дворянства"...
В
собрании дебатировался проект адреса
Государю — и произошла горячая словесная
схватка между князем Александром
Васильевичем Мещерским и Павлом
Александровичем Волковым. Крикливый,
резкий и сердитый голос Мещерского,
крайнего реакционера, лишь резче оттенял
великолепный ораторский талант Волкова.
Вечером в том же зале дворяне весело
танцевали, говорили спичи;
дирижировал
танцами молодой Волков Александр Павлович
— и, как и всегда, был в этой роли на высоте положения.
Ужин был роскошный, шампанское лилось рекой.
Во
время разъезда, я увидел такую сцену: на
лестнице — Константиноградский
предводитель д-ва П. П. Джунковский говорил
речь кн. Л. В. Мещерскому — и без конца
повторял слова: "вы высоко держали
дворянское знамя". Мещерский несколько
раз во время речи принимался обнимать и
лобызать Джунковского...
Отчетами
о дворянском собрании и рауте все остались
довольны и с интересом их читали.
С этого времени знакомство с
Величковским продолжалось вплоть до его
выезда в Петербург, где он затеял издавать
журнал и благополучно на этом деле прогорел.
Воспоминания о Величковском остались у
меня хорошие. Несмотря на свою устрашающую
фигуру, он, кажется, был симпатичный и
неглупый человек. Супруга его Марья
Ивановна пользовалась в местном обществе
широкой популярностью, как общественная
деятельница; она, между прочим, основала так
называемый "Дамский Клубочек" т. е.
дамский клуб под названием, кажется "Музыкально-драматический
кружок"; помещение "Клубочек"
занимал то, которое теперь занимает
чиновничий клуб. На первых порах "Клубочек"
процветал, привлекая больше "третий
элемент", интеллигенцию и военных. Здесь
каждый из гостей мог блеснуть своими
талантами — петь, декламировать, танцевать.
Много пели известные одно время любители —
теноры Мойсейченко и Чеснок, баритон Гаевич,
декламировала г-жа Огнева и друг. Давали
здесь концерты и заезжие артисты, напр.,
негр Бриндис. Хозяйственную часть вел
старик Кавецкий. С отъездом Марьи Ивановны
"Клубочек" захирел и скончался.
|