XXXIX.
1899-й
год. — Губернатор Бельгард и вице-губернатор
Балясный. — К характеристике того и другого.
— Различие в их взглядах и приемах. —
Цензорские приемы Балясного, причиняющие
мне огорчения. — Симпатичные черты
Балясного.
Лично
для меня 1899-й год начался довольно
чувствительной неприятностью — пришлось
сыграть роль того мужика, у которого болит
чуб, когда дерутся паны.
Следует,
впрочем, сказать, что исполнять такую роль в
губернаторство Бельгарда и вице-губернаторство
Балясного мне, как редактору "Губ. Ведом.",
приходилось не раз.
Причина
этого — двойственная зависимость от
губернатора, как главного начальника
губернского органа, а стало быть
вдохновителя и направителя редакторской
деятельности, и вице-губернатора, как
цензора, но считавшего пассивную роль
только перечеркивателя красными чернилами
статей, ему не нравящихся, слишком для себя
скромною и потому пожелавшего и с своей
стороны оказывать активное влияние на
направление и содержание газеты, а
следовательно и давление на редактора.
В
эту пору мое положение между губернатором и
вице-губернатором напоминало неудобное
положение между двух огней, благодаря чему
и моя "служба" не раз висела на волоске.
Вообще
отношения губернатора Бельгарда и вице-губернатора
К. А. Балясного представляли много
характерного и любопытного, но теперь, по
совершенно понятным причинам, подробно
говорить о них и их внутренней подкладке
представляется неудобным и потому
ограничусь несколькими словами.
Как
я уже пвсал, Полтава как-то попала в
исключительное положение — лишилась в одно
время губернатора и вице-губернатора, —
умерли один вслед за другим губернатор
Татищев и вице-губернатор Жуков.
Добродушный
старик Жуков вообще, кажется, был не из
строптивых и мирно уживался с
губернаторами Косаговским и Татищевым,
несмотря на то, что последний был
значительно моложе его и переведен в
Полтаву губернатором прямо с должности
екатеринославского вице-губернатора.
Говорили,
что Жуков был идеальным вице-губернатором.
Что собственно это значит — быть "идеальным
вице-губернатором", я точно не
представлял и не представляю. Вскользь
поясняли, что это значит не иметь, т. е.
затушевать на время несения этой должности,
свое личное "я", следовать директивам
губернатора даже во время исполнения его
должности — и главное — не выдвигаться в
ущерб престижу и авторитету губернатора; —
прибавляли, что вообще должность вице-губернатора,
особенно при таком губернаторе напр. каким
был Косаговский, требовала от носителя ее
много такта и самообладания, а не редко и
уменья не заметить или пропустить мимо ушей
и чувствительный удар достоинству и укол
личному самолюбию. Так ли это, я не знаю, но
знаю, что напр. когда один раз Жуков, в
отсутствие Косаговского, исполняя
обязанности губернатора, перевел одного
пристава на место другого, то выслушал от
возвратившегося настоящего губернатора
начальническую распеканцию.
—
Да какое вы право имели, — разносил вице-губернатора
губернатор, когда узнал об учиненной, без
его ведома, "служебной перемене".
Подобного
рода административных "стычек" между
Татищевым и Жуковым не было и не могло быть,
при доброте и простоте Татищева.
После
Татищева прибыл Александр Карлович
Бельгард, назначенный Полтавским
губернатором с вице-губернаторской
должности в Харькове.
Скоро
прибыл и Константин Александрович Балясный,
переведенный Полтавским вице-губернатором
с таковой же должности в Самаре.
Впечатления
после первых встреч с тем и с другим были
различны и свидетельствовали о разнице в
характере и манерах новых администраторов.
Как
я уже отмечал, А. К. Бельгард — это была сама
мягкость, деликатность и видимое
отсутствие желания сразу все ломать и "реформировать",
словом, — изображать непременно новую
метлу и незамедлительно приступать к
сметанию всего, что ни попадется на пути.
К.
А. Балясный, напротив, при первом же моем
представлении ему показался мне
администратором энергичным и склонным к
немедленному введению разных новшеств и к
проведению коренных "реорганизаций".
Он
много расспрашивал об условиях издания "Губ.
Вед.", о делах губ. типографии и проч. — и
тут же высказал свои взгляды на задачи и
способы осуществления их как газеты, так и
типографии. Он передавал, что в Самаре,
благодаря его указаниям и участию,
губернская типография стала давать
огромные барыши и чиновники губернского
правления и губернаторской канцелярий
получали из типографских сумм очень
солидные "наградные''. Когда узнал от меня,
что в Полтавской губ. типографии
применяется ручной способ приведения в движение
машин, расхохотался над такой "первобытностью"
и сказал, что немедленно надо приобрести
керосиновый двигатель, — и т. д.
Осмотрев
затем типографию и ознакомившись с
техникой издания газеты, новый вице-губернатор
раскритиковал их в пух и прах.
Очевидно,
результатами своих наблюдений и осмотров К.
А. Балясный поделился и с А. К. Бельгардом и
сумел сразу же до известной степени оказать
на него влияние.
По
крайней мере, при первом же случае и А. К.
Бельгард начал мне говорить о порядках в
губ. типографии и о газете совершенно в том
же тоне и даже в тех же выражениях, в каких
незадолго перед этим говорил мне же и вице-губернатор
Балясный.
—
У вас нет даже хорошей, бьющей в глаза
вывески; вывеска — это далеко не пустяк,
надо чтобы она бросалась в глаза — говорил,
между прочим, Александр Карлович, и я внутренне
не мог не улыбнуться, так как только еще
вчера буквально тоже самое слышал от
Константина Александровича.
Кончилось
тем, что губернатор отдал типографию в
ведение вице-губернатора, который вместе с
тем начал и цензировать газету.
В
типографии пошли реформы, — заняли денег,
устроили для нее новое помещение,
установили керосиновый двигатель, сделали
эффектную вывеску, уволили некоторых
старых служащих и выписали новых, — во все К.
А. Балясный вникал самолично и распоряжался
совершенно самостоятельно.
Я
так полагаю, а может быть и ошибаюсь, что эти
первые действия А. К. Бельгарда, т. е. видимая
податливость его, и внушили К. А. Балясному
ошибочное мнение о губернаторе, как
человеке, лишенном инициативы,
нерешительном, слишком для администратора
мягком, — а это внушило, в свою очередь,
преувеличенное мнение о своей, т. е. его вице-губернатора,
роли и значении в области разных
административных мероприятий и управления
губернией.
А.
К. Бельгард склонен был улаживать, по
возможности, все, всякие инциденты,
служебные и частные недоразумения мирно,
полюбовно, никого
не
обижая и никому не доставляя неприятностей;
казалось, что на многое он смотрит сквозь
пальцы, а многого и вовсе не замечает.
Балясный был сторонник решительных мер и
считал ошибочной политикой избегать
применения крутых мер там, где, по его мнению,
это требовалось. Если бы мы захотели
применить современную мерку, то назвали бы
Бельгарда "октябристом", а еще лучше
"мирнообновленцем", Балясный же если
тогда не занимал поста председателя отдела
союза русского народа, то лишь потому, что
для образования такового отдела в Полтаве
время еще не наступило.
Вот
на этой то, мне кажется, почве, с одной
стороны — и выросли те трения и
недоразумения в отношениях Бельгарда и
Балясного, которые в конце концов и повели к
переводу Балясного на должность вице-губернатора
в Вильну, и с другой — коренились те мотивы
и поводы, которые вызвали в последствии
увольнение Бельгарда от должности
губернатора.
Характер
Бельгарда и Балясного проявлялся, как и
естественно, и в отношениях к подчиненным и
служащим.
Балясный
не прочь был и "оборвать" и прикрикнуть,
— чего от Александра Карловича, кажется,
никто и никогда не слышал, хотя недостатка в
поводах, конечно, не могло быть.
Итак,
повторяю, "паны" — губернатор и вице-губернатор
"дрались", а у пишущего эти строки
частенько чуб трещал.
Бельгард
давал известные директивы по ведению
газеты, по выбору и освещению вопросов и т.п.
— и в этом случае почти всегда директивы
его отвечали моим личным взглядам и
намерениям.
Но,
увы, эти взгляды не отвечали настроению
вице-губернатора, который, в качестве
цензора, не стеснялся не только
перекрещивать статьи красным карандашом,
но и делать на полях оттисков свои
замечания, не разбираясь в выражениях.
Не
редко оттиски от цензора получались с
отметками на полях — "вздор", а бывали
и позабористей...
После
Жукова мне такие "комментарии"
показались довольно странными, а главное —
не входящими в компетенцию цензуры, но
делать было нечего.
Часто
я ходил к цензору объясняться лично, но дело
нисколько не улучшилось.
Повторение
цензорских "комплиментов" наконец
вывело меня из душевного равновесия — и
когда чаша терпения переполнилась, я как-то
отправился к вице-губернатору с тем, чтобы
поставить вопрос ребром — или освободить
меня от "комментариев" на цензорских
оттисках или мне придется освободить от
своей особы редакцию газеты.
Объяснение
было так бурно, что от вице-губернатора я, не
смотря на то, что было уже часов 10 вечера,
отправился к губернатору и "вручил
прошение об отставке".
--
Что такое?—спрашивал Александр Карлович.
Я
ему все откровенно рассказал и показал
цензорские заметки на оттисках.
—
Да, да, — говорил про себя Александр
Карлович, рассматривая оттиски, и затем сказал,
что он все это уладит.
С
тем я от него и ушел.
"Комментарии"
на время прекратились, но затем снова
возобновились. Приходилось примиряться,
тем более, что на ряду с этим К. А. Балясный
обнаружил и пресимпатичнейшие стороны
своего характера — готовность оказать
услугу.
В
этом случай он тоже шел прямо и решительно и
не останавливался до тех пор, пока тот, кому
он оказывал в чем-нибудь содействие, не был
вполне удовлетворен.
Так,
между прочим, он мне
оказал
такую услугу, которой я не могу забыть
никогда и за которую готов забыть все
претерпенные мною от него, как цензора,
огорчения. Благодаря настойчивым шагам К. А
Балясного, личным его просьбам и
рекомендациям, мне была дана возможность
близкого участия в торжествах открытия
памятника Императору Александру II в Москве
в 1898 году, затем я подучил приглашение на
бал к Великому Князю Сергею Александровичу,
на котором присутствовал Государь,
Государыня и почтя вся Царская Фамилия.
Когда потом я издал описание этого
торжества отдельной книжкой, К. А. Балясный
самолично свез рукопись в Петербург и там
выхлопотал в министерстве Двора разрешение
на печатание этой рукописи без всяких
изменений.
Затем,
благодаря все его же рекомендациям и
письмам, я получил возможность в 1900 году
присутствовать в Москве, на Светлых святках,
на Царском выходе, в Пасхальную заутреню, на
завтраке, который давало московское
дворянство Государю в дворянском доме и на
парадном спектакле в Большом театре, при
чем мое место во втором ряду в партере
пришлось в двух шагах от ложи Государя.
Услуги
любил оказывать К. А. очень многим — и это,
казалось, доставляло и ему большое
удовольствие.
За
прямоту, хотя и с оттенком резкости, многие
симпатизировали К. А. Балясному и жалели
искренно, когда его переведи в Вильно, а
когда затем он был назначен Орловским
губернатором, то некоторые чиновники из
Полтавы перешли к нему в Орел.
Разница
характеров вновь назначенных губернатора и
вице-губернатора и приемов управления,
сказавшаяся на первых же порах, не только не
сглаживалась с течением времени, но все
заметнее давала себя знать и обостряла
между ними отношения. Разлада со взглядами
губернатора Балясный не старался и
скрывать, вел прямо свою линию и вот на этой
почве мне и пришлось перенести
сравнительно крупную неприятность, о
которой я упомянул в начале настоящей главы.
|