Тарле
Евгений Викторович
Северная
война и шведское нашествие на Россию
|
|
Меню:
Северная
война и шведское нашествие на Россию;
Бібліотека |
|
Глава II. 14
Решено было идти в Северскую Украину, и шведы наметили ближайшей
географической целью город Стародуб только потому, что была надежда устроиться
там на более или менее возможных квартирах. Хотя элементарная осторожность
повелевала еще повременить, подождать Левенгаупта с его богатым обозом, но
положение было такое, что просто невтерпеж было оставаться на месте: "были
полки, которые уже три недели не получали хлеба". Голодали и лошади. Гилленкрок,
констатируя это убийственное положение, все-таки попытался упросить короля еще
пообождать и уверял, что он как-нибудь достанет хлеба если не для всей армии, то
для кое-каких полков и достанет также корм для лошадей на несколько дней. Но,
очевидно, даже в такую скромную удачу не поверили.
15 сентября (по русскому счету 14) шведский авангард под начальством генерала
Лагеркроны, а за ним и король со всей армией двинулись на юг к Стародубу.
Туг сразу же невидимая, но зловещая атмосфера народного сопротивления начала
охватывать армию агрессора: нельзя было ничего узнать ни о правильном пути, ни о
местопребывании армии Шереметева, потому что буквально все жители
[536] встречных деревень разбегались и прятались в лесах. И
безвестно пропадали навеки все посылаемые на северо-запад к Левенгаупту гонцы из
главной армии, так что долго невозможно было составить себе понятия о том, что с
ним и с его обозом. А голод на походе продолжался. Подходили к Стародубу — и тут
ждало шведов очень серьезное разочарование.
Петр еще раньше Шереметева узнал, что шведы пришли в Кричев. Немедленно
Шереметеву и Алларту с их двумя дивизиями приказывалось идти впереди или с
фланга неприятеля: "...как наискоряя у неприятеля перед или бок взять".
Шереметеву сообщалось при этом, что фельдмаршал-лейтенант Гольц уже "отпущен" к
нему, а Ренцелю также будет в нужное время приказано идти к Шереметеву. Шведы
шли быстро, и хотя фельдмаршалу и предписывалось идти "наискоряя", но Петр,
кончая свое письмо, прибавляет постскриптум, приказывая послать вперед
("наспех") шестьсот человек в Стародуб, чтобы поддержать дух жителей ("для
путчей надежды черкасом"){64}.
---------------
{64} К Борису Петровичу Шереметеву. 1708 г. сентября 18.—
Письма и бумаги т. VIII, в. 1, стр. 145, № 2643.
Как только в русском стане узнали о движении шведов из Старишей на Украину,
Петр велел Шереметеву с пехотой, не задерживаясь в Рославле, идти прямо на
Стародуб. Шереметев немедленно стал разведывать пути в Стародуб, что было
нелегко, дороги были "зело узки и грязны", а провианта было, правда, на две
недели, но вследствие скорого марша из ржи "не без труда управлять муку"
приходилось. Где именно шведы находятся, Шереметев не знал и "небезопасен
пребывал". Беспокоили его и известия от "господ министров, что в Стародубе
провиянту ничего не собрано"{65}. Но поскорее занять
Стародуб являлось делом первой необходимости. Русская армия двинулась к
Стародубу. Впереди шел Инфлант, который, по расчетам Шереметева, уже "сими
числами" (т. е. 28 сентября) должен был быть в Стародубе, за Инфлантом шел
фельдмаршал Гольц, а в четырех милях за Гольцем — сам Шереметев. В Почепе стоял
Ренне, следивший за "неприятельскими оборотами", и не только наблюдал
("обсервовал"), но, по возможности, и чинил препятствия. Дорога была трудная,
лесная, большие были грязи, но все-таки удавалось делать в два дня 55 верст{66}.
---------------
{65} ЦГАДА, ф. Кабинет Петра I, отд. 2, 1707—1708 гг.,
кн. II, д. 8, л. 116—117. [Шереметев — Петру I]. Из Могутова, сентября 21-го
1708 году в 8 часу пополуночи.
{66} Там же, л. 124 и об. [Шереметев — Петру I]. Из Сал
сентября 28 дня 1708 г.
Но дальше дело пошло хуже. Шереметев шел от Почепа, делая в день по 5 и по 6
миль, и доносил Петру: "В такие пришли леса и грязи, что впредь таких маршей
чинить не можем". Так обстояло дело с пехотой. А кавалерия не могла делать в
день больше 7—8 миль, так как лошади от великих маршей "стали томны".
Уже 1 октября Шереметев узнал, что шведский отряд в 5 тыс. человек под
командой генерала Лагеркроны стоит близ [537] Стародуба, а
сам король шведский находится в 3 милях не доходя Мглина. Но русские
предупредили шведов: Инфлант уже подошел к Стародубу, Ренне был при Почепе,
Гольц подходил к Почепу. Следует отметить, что русские в этот момент нисколько
не боялись сражения под Стародубом с войсками Лагеркроны. Шереметев "над оными
неприятельскими войски, которые стоят близ Стародуба, промысл при помощи божьей
чинить велел" и немедленно получил от генерала Инфланта ответ, что он намерен с
неприятелем встретиться и "военно поступать".
Местность до Стародуба была опустошена. Из местечка Мглин жители ушли, а
пушки и порох русские вывезли{67}.
---------------
{67} Там же, л. 130—131. [Шереметев— Петру I]. Октября
1-го дня 1708 г. С пути от Почепа, расстоянием в 50 верстах.
Неожиданное движение Карла не на Смоленск, а на Украину ставило Шереметева в
трудное положение. Ему необходимы были инженеры и работники, которые состояли
под начальством Семена Нарышкина и уведены были им ближе к Смоленску. Шереметев
жалуется, что ему нужны .инженеры, "понеже при себе ни единого не имею", а также
и работные люди, без которых приходится на земляных работах "трудить
солдат"{68}.
---------------
{68} ЦГАДА, ф. Кабинет Петра I, отд. 2, 1707—1708 гг.,
кн. I!, д. 8, л. 132—133 об. [Шереметев — Петру I]. Ис Почепа, октября 4 дня
1708 г.
Постояв в 4 милях около Мглина, неприятельская армия, предшествуемая
нерегулярной конницей ("волошей"), а также "знатной частью" кавалерии, двинулась
к Почепу.
Генералы, собранные Шереметевым на совет, решили в случае общего наступления
со стороны шведов отступить{69}.
---------------
{69} Там же, л. 136 и об. [Шереметев — Петру I]. Октября
9 дня 1708 г. От Почепа.
Но того же 9 октября Шереметев получил известие, что "неприятельское войско
начало идти к Стародубу" под начальством самого короля. В Стародубе Шереметев
сосредоточил 4 батальона пехоты и 400 человек драгун. А кроме того, к Стародубу
были отправлены два черкасских полка: Переяславский и Нежинский. Генерал
Инфлант, совершая 9 октября поиск, напал на отряд шведов, идущий из разбитой под
Лесной армии Левенгаупта. Отряд шел на соединение к королю и бежал от Инфланта,
оставив убитыми в бою 130 человек солдат и 3 офицеров, а также знамя{70}.
---------------
{70} Там же, л. 137—138. [Шереметев — Петру I]. Ис
Почепа, октября 12 дня 1708 г.
Следуя за движением противника, дивизии Шереметева, Гольца и Алларта вступили
13 октября в Погар, находящийся в 5 милях от Стародуба, а затем в тот же день
было получено известие и от Инфланта, стоявшего еще ближе к Стародубу. Ситуация
создалась уже 14 октября такая, что Шереметев и его генералы могли ждать
нападения либо на Стародуб, либо в порядке полной неожиданности, "скрытым
маршем" на Почеп. Из трех дивизий, бывших в распоряжении Шереметева между
Почепом и Стародубом, пришлось "батальонам немалый расход учинить", выделить
шесть батальонов на Стародуб, на Почеп и на охрану двух опасных переправ. Таким
образом, [538] для полевого сражения со всей шведской
армией сил у Шереметева было не очень много. Но 13-го числа главнокомандующий
получил от князя Меншикова из Гомеля известие от 11 октября, в котором князь
объявляет свой поход к Стародубу. Тем не менее Шереметев обращает внимание царя,
что, во-первых, еще не все полки Меншикова переправились через р. Сож,
во-вторых, что неизвестно, где находится упоминаемый в письме Меншикова бригадир
Юшев, которому велено идти к Стародубу, и, в-третьих, где находится генерал
Репнин, которому Петр велел быть при армии Шереметева. Ни Шереметев, ни
Меншиков, ни царь не имели в тот момент и понятия о тяжком ударе, который
готовил им в тылу изменник, и полагали, что могут свободно распоряжаться
передвижением сил, находившихся под непосредственной командой Меншикова{71}.
---------------
{71} Там же, л. 139 и об. [Шереметев—Петру II. Ис Погара,
октября 14 дня 1708 г.
Шведская армия оттеснила Инфланта от реки Вабли, где он стоял, и перед
Шереметевым встала опасность, что шведы отрежут его войска от р. Десны. Эта
опасность стала очевидной, когда было получено известие, что шведы пошли к
Семеновке, находящейся на Черниговском тракте и всего в 6 милях от
Навгорода-Северского.
Во время этих передвижений был опасный момент, когда русская пехота по
оплошности генерала Ренне, не исполнившего данного ему приказания, оказалась без
кавалерийского прикрытия. Возникла резкая ссора. Ренне заявил Шереметеву в ответ
на его выговор, чтобы он не указывал ему, как служить. А затем отъехал к
генералу Гольцу и объявил, что больше командовать над полком не будет, и сдал
команду. Шереметев отказался принять это заявление и, жалуясь царю, кстати
упомянул и о другой провинности Ренне: тот вовремя не успел уничтожить бывшие в
Мглине припасы. К счастью, шведы не сумели воспользоваться оплошностью Ренне и
не напали на русскую пехоту под Гремячевом{72}.
---------------
{72} Там же, л. 142—143. [Шереметев — Петру I]. Из
Гремячева, октября 20-го дня 1708 г.
22 октября Шереметев переправил через Десну под Каменем сначала дивизию
Алларта, а потом одну за другой и другие дивизии. Отдельно переправлен был
генерал Гольц с пятью конными полками. Таким образом, на стародубовской стороне
Десны остался только бригадир Вейсбах с полком, а также "нерегулярное войско".
Это было сделано на случай какой-нибудь внезапной военной хитрости шведов, "дабы
он лукавого маршу не учинил". Но шведы не имели достаточно сил, чтобы
одновременно вести большую войну на двух отдельных театрах военных действий: в
Северской Украине, которую они покинули, и в центре Гетманщины, куда они
вступали{73}.
---------------
{73} Там же, л. 145 и об. [Шереметев — Петру I].
25 октября через перебежчиков ("выходцев") из шведской армии и от взятых
языков Шереметев получил сведения, что [539] неприятель
миновал Новгород-Северский, двинулся дальше к Десне и намерен начать переправу.
Русский главнокомандующий предполагал, что шведы уже стоят в Остроушках и
Погребках, и он приказал Алларту, Ренцелю и Инфланту идти к тому "пасу" и "при
том пасе будем неприятеля держать, ежели будет перебираться"{74}.
---------------
{74} Там же, л. 146 и об. [Шереметев — Петру I]. Из
Халчиц, октября 25 дня 1708 г.
Всегдашнее недоумение и традиционное разочарование всякого завоевателя,
вступающего в русские пределы, овладевали постепенно Карлом и его штабом по мере
движения еще по Белоруссии. Как впоследствии Наполеон в 1812 г. и еще позднее
немецко-фашистская армия в 1941—1945 гг., Карл был слишком избалован своими
прошлыми победами и поведением порабощенных народов, и с ним случилось то же
самое, что в свое время и с ними: переход от западных стран к России показался
разительным. В Датской земле, в Польше, в Саксонии население обнаруживало почти
тотчас же после первых шведских военных побед полную покорность и доставляло за
деньги или из страха в шведский лагерь решительно все, что агрессору было
необходимо. Иногда приходилось, правда, за долгие годы удачных походов издавать
одну-две прокламации к населению, обещать милость покорным, погрозить кулаком
сопротивляющимся. А иногда и этим не стоило себя беспокоить. Вот возьмем для
примера "декларацию" от 5 сентября 1706 г., которую издал Карл XII, вступая в
Саксонию, "для успокоения народов и избавления их от страсти", как выражается
его верный камергер и летописец его подвигов Густав Адлерфельд. Король
милостиво обещает покровительство всем, кто "без сопротивления" отдаст шведам
все, что шведы от них потребуют. А те, кто не захочет исполнить то, что будет им
приказано, будут караться с самой крайней суровостью, их будут преследовать и
накажут огнем и мечом. Вот и все "успокоение". Но его даже и не потребовалось:
Саксония отдала им без тени сопротивления все, что имела,— и хлеб, и скот, и
сукна, и оружие, и золотые "ефимки". Иногда, правда, шведским солдатам
приходилось прибегать к некоторым "мерам строгости", например поджаривать на
огне саксонцев, которые не сразу говорили, куда они спрятали ценные вещи, но
общего народного сопротивления не оказывалось.
Эта декларация 5 сентября была издана торжественно, с полным официальным
титулом, который с древних времен и вплоть до XIX столетия носили шведские
короли: "Мы, Карл, божьей милостью, король Шведов, Готов и Вандалов" (sic), и
саксонцам этот титул, вероятно, показался заслуженным{75}.
---------------
{75} Adlerfeld G. Histoire militaire de Charles
XII, t. II), p, 21— 22.
Но когда воинственный шведский король привел своих вандалов и готов в
Белоруссию, к Десне, Днепру и Сожу, то оказалось, что ни обещанием
покровительства, ни какими бы [540] то ни было
"вандализмами" ничего с белорусами не поделаешь и ничего из них не выжмешь.
Население убегало в леса, многие гибли там, но гибли и шведы, которые охотились
за убежавшими, чтобы заставить их дать хлеб. И горе было тем шведам, которые в
этих блужданиях по лесам, полям и болотам оказывались во власти белорусских
беглецов.
Французский поверенный в делах в Польше при Станиславе Лещинском де
Безанвальд переслал через французского агента в Швейцарии Сент-Коломба (для
сведения французского правительства) интереснейшую выдержку из письма,
написанного непосредственно из действующей шведской армии. Письмо относится к
первой половине сентября 1708 г., следовательно, относится к первым временам
вторжения шведов в Россию: "Голод увеличивается в армии со дня на день, там уже
совсем не знают, что такое хлеб, полки живут только кашей (de grains bouillis),
вина нет ни в погребе, ни за столом короля; король, офицер и солдат одинаково
пьют воду, о пиве поминают только в пожеланиях, простой даже самой зловонной
водки у нас нет вовсе и, как будто разгневанное небо согласилось с нашими
врагами лишить нас всего, что могло бы служить нам пищей, нельзя найти ни одной
штуки дичи, и это в стране и в лесах, где раньше все кишело дичью для охоты-Царь
приказал, чтобы при нашем приближении была выжжена вся местность от границы до
мест в двух милях от Смоленска и в обширной стране, столицей которой является
Смоленск..."
Автор письма горестно вопрошает: "Как мы будем жить в этой ужасной пустыне?
О, как тяжела эта кампания, как мы страдаем больше, чем это можно выразить, и
как это еще мало сравнительно с тем, что придется вынести дальше! Заморозки,
очень частые в этих странах, перемежающиеся с сильными, холодными дождями, очень
увеличивают наши бедствия"{76}. И в другом письме (от 13
октября) Безанвальд сообщает не только о голоде, царящем в шведской армии, но и
о том, что ухудшение продовольственного положения объясняется невозможностью
фуражировок в окрестностях мест расквартирования армии вследствие нападений и
налетов (a cause des coureurs). Это слово тут обозначает не "разъезды", как
перевела редакция ТРВИО. Речь явно идет о действиях нестроевых "партий"{77} . Общие выводы Безанвальда — весьма неутешительные
для шведского предприятия.
---------------
{76} Copie d'une lettre, ecrite de Mr. de Besenwald,
envoyee de France en Pologne a Mr. de St. Colombe Agent du Roy en Suisse,
документы из венского гос. архива, напечатанные в I томе ТРВИО, стр. 226—228, №
201.
{77} Там же, стр. 224, № 200.
Еще идя по Белоруссии, шведы испытывали такой жестокий недостаток провианта,
что "многие люди и лошади помирали... и для того голоду многие из офицеров били
челом королю об отпуске и король де их из службы не отпускал, а увещевал их, что
будут иметь в Украине во всем довольство". Но вот уже полков пятнадцать "перешли
через нужные леса" (т. е. вступили [541] на Украину),
"только довольства великого ни в чем не имеют, потому что люди из сел и деревень
все уходят в леса, а на продажу ничего к ним не везут, а питаются тем, что где
сыщут в ямах".
Так показал на допросе пойманный 29 сентября около Стародуба волынский
шляхтич Якуб Улашин, при котором нашли то письмо от польского короля Станислава
Лещинского гетману Мазепе, к которому мы еще вернемся дальше{78}. Это письмо было написано так осторожно и конспиративно, что
русские власти не могли из него понять, что гетман уже находится в каких-то
сношениях с неприятелем. Выходило так, будто Мазепу впервые соблазняют на
измену. Шляхтич Улашин, несколько раз подвергнутый пыткам, решительно ничего
сообщить не мог, да едва ли, конечно, и знал что-либо.
---------------
{78} Дело розыскное шпиона поляка Якуба Улашина, бывшего
в шведской службе и посланного под Стародуб с письмом к гетману Мазепе от короля
Станислава. 1 октября 1708 г.— ТРВИО, т. I, стр. 256, № 226.
Но его показаниям о голоде в шведском войске и о народной вражде к
вторгнувшемуся неприятелю можно вполне поверить, эти сведения подкрепляются и
другими показаниями. Народная война уже начинала постепенно проявляться,
шириться и углубляться с каждой неделей. В Стародубовщине, куда вступил
посланный Карлом авангард генерала Лагеркроны, население точно так же отнеслось
к неприятелю, как в Белоруссии: "а от черкаса худова ничего нет", потому что
верны России, и шведам поэтому продавать "ничего не возят". Мало того: уже
начали собираться партизанские отряды: "... а по лесам собрася конпаниями ходят
и шведов зело много бьют и в лесах дороги зарубают..."{79}
, — так доносил "сиятельнейшему князю Александру Даниловичу" его "услужник
атьютант" (sic. — Е. Т.) Федор Бартенев 12 октября. Читая страницу за страницей
драгоценную, хронологически расположенную документацию, сохранившуюся в ЦГАДА и
частично напечатанную в I и III томах ТРВИО, мы как бы присутствуем при
постепенном усилении и развертывании народной войны на Украине. Сначала —
бегство в леса, закапывание хлеба в ямы, потом образование местами партизанских
отрядов ("конпаний"), затем нападения на шведских фуражиров, нападения на отряды
при особо благоприятных обстоятельствах, наконец, деятельное участие в добивании
шведов, не успевших бежать к Переволочной и рассеявшихся после Полтавы по
ее окрестностям. В течение всего этого героического года — активное участие
населения в обороне городов — Веприка, Красного Кута, Ахтырки. Эта документация
иллюстрируется и дополняется и другими источниками, отчего ее убедительная сила
только возрастает. "Черкасы", украинцы Гетманщины, Слободской Украины, вели себя
так, что снискали хвалу и полное признание всех, наблюдавших события. И пусть
читатель обратит внимание на одну характерную деталь: Федор Бартенев хвалит
"Черкасов" [542] за то, что они "ничего худова не
делают" и служат верно; Петр явно обрадованно сообщает несколько раз Апраксину,
что народ малороссийский ведет себя так, что лучше и требовать нельзя; тот же
тон у Шереметева, у Меншикова. Похоже, что не очень уверены были русские
военачальники в настроениях недавно воссоединенной с Россией Украины. Знали,
может быть, что масса не изменит, но о настроениях старшины и, главное, о
степени влияния старшины можно было судить по-разному. Петр с торжеством
сообщает В. В. Долгорукову, что на Украине, несмотря на измену гетмана, все
осталось по-прежнему, а у Мазепы и пяти человек единомысленных нет{80}. Петр настойчиво повторял, что Мазепа даже и старшину, за
ним пошедшую, взял обманом, уверив, будто ведет их сражаться против шведов: "И
когда перешел реку Десну, то, приближался к войску шведскому, поставил войско,
при нем будучее, в строй к баталии и потом объявил старшине злое свое намерение,
что пришел не бится со оными, но под протекцию его королевскую, когда уже то
войско, по его соглашению, от шведа окружено было"{81}.
---------------
{79} От села Синявы, октября 12 дня, 1708 г. (Генерал
назывался "Лагеркрона", а не "Лагеркрон", как его именую наши документы). — Там
же, стр. 103, № 125.
{80} "Аднакож, слава богу, что при нем в мысли ни пети
человек нет, i сей край как был, так есть". К князю Василию Владимировичу
Долгорукову.— Письма и бумаги, т. VIII, в. 1, стр. 254, № 2787.
{81} Указ всему Малороссийскому народу. Дан в
Глухове. Ноября в 6 день 1708 г.— Там же, стр. 277, № 2816.
Делом первой необходимости было обеспечить армию зимними квартирами, но
Стародуба с налету шведы взять не могли и прошли мимо него с правой (западной)
стороны. В город их не пустили, осаждать его у них не было времени, шла зима, а
брать штурмом не было сил и не хватило решимости. Но Шереметев подозревал тут
военную хитрость, так как слишком уж шведам нужен этот город, откуда они могли
угрожать движением и на восток, и на запад, и на юг, да и запасы там были
немалые. Поэтому фельдмаршал думал, что Карл хитрит и внезапно вернется и
бросится на Стародуб: "Хотя неприятель. от Стародуба и уступает якобы к
Черниговскому тракту и языки о сем подтверждают, однако ж я имею опасность
такую, дабы он лукавого маршу не учинил и, сведши войско за Десну, не обратился
назад"{82}.
---------------
{82} Шереметев — Петру I (Письмо оборвано, даты нет).—
ТРВИО, т. I, стр. 37, № 40.
При вступлении на Украину, как раз проходя по Стародубовщине, Карл приказал
своему штабу выпустить воззвание к населению "сей малороссийской земли".
Написано оно на таком истинно тарабарском наречии, что, ясно, перевод с
шведского сделан либо шведом, либо немцем: все обороты и построение фразы это
доказывают. Поляки или мазепинские писцы переводили гораздо понятнее. В
воззвании (полторы больших страницы) сначала говорится о "несправедливости" со
стороны Петра: "начал тую неправедную войну напрасно без всякой ему данной
винности и в его королевскую землю насильем вступил". А затем указывается, что
жители этих краев "не своей вольностью, но неволей принуждены до сей войны при
нем быти", и поэтому населению объявляется, что шведский король
[543] принимает всех в свою милость и охранение, только бы они
жили в своих домах покойно с женами и детьми и "со всеми их пожитки, без побежки
и безо всякого страху", отправляя "всякие торговые и звычайные промыслы".
Жителям рекомендуется "сколько можно на продажу припроводить запасу до войска
его королевского величества". Но если кто будет причинять какой-либо вред ("якую
бы шкоду") шведским войскам или будет "себе в лесах своими пожитками ховать", то
король будет с виновными строжайше ("наикрепейше") обходиться. Вообще же его
королевское величество надеется, что "каждый верны (sic. — Е. Т.) житель будет
думать на свои старые вольности и благополучие" и о том, что царь московский их
неволит и что "их старые вольности утрачены", и что царь "домы их и животы
попалил и до конца разорил"{83}.
---------------
{83} ЦГАДА, ф. Шведские дела, 1708 г., д. 5, л. 1 и об.
Дан в его королевском обозе лета 1708 году октября в 8 день. По указу его
вельможнейшего королевского величества свейской его королевского величества
войсковый комиссариат.
25 сентября шведская армия пришла в Костеничи (неправильно называемое
Гилленкроком "Коссиница"). Карл, уже десять дней не получавший никаких известий
из авангарда от Лагеркроны, сначала тешил себя иллюзией, что Лагеркрона уже
вошел в Стародуб и занял его, а потом не переставал на него гневаться и называть
его "дураком" и "сумасшедшим", когда постепенно стало ясно, что Лагеркрона
заблудился и прошел сильно вправо от Стародуба. И тотчас же после этого русский
генерал Инфлант занял прочно Стародуб.
Но дело обстояло еще гораздо хуже, чем думал Карл, и вовсе не в том была
главная беда, что Лагеркрону украинские крестьяне сбили с толку и направили по
неверному пути. Когда король продолжал браниться и заявлял, что Лагеркрона,
очевидно, просто "сошел с ума", пройдя мимо Стародуба и не взяв его, то ему,
наконец, всеподданнейше объяснили: Стародуба Лагеркрона взять бы и не мог,
казаки не пустили бы. А почему не было вовремя никаких сведений о Стародубе и
обо всем этом округе? Ответ Гилленкрока гласил: "Потому что все жители (города и
окрестностей) разбежались".
Эти неутешительные ответы не оставляли ничего желать в смысле полной своей
определенности.
От Стародуба Карл повернул на юго-запад. В первый раз с полной очевидностью
выяснилось, до какой степени недостаточны силы агрессора для начатого им
грандиозного предприятия. Послушаем человека, с которым Карл иногда делился
своими мыслями и планами так откровенно, как ни с кем. Вот что говорит Нордберг
по поводу отступления от Стародуба: "Намерение короля воспрепятствовать
московитам проникнуть в Украину провалилось таким образом потому, что Стародуб
был главным городом этой провинции и единственным местом, откуда русские могли
(в Украину) проникнуть. Кроме того, мы лишались превосходных зимних квартир, где
армия могла бы [544] в изобилии найти средства
существования: все деревни были полны фуража, а города были снабжены всем, что
только можно было себе пожелать"{84}.
---------------
{84} Nordberg J. A. Histoire de Charles XII, t.
II, р. 242.
Мы видим, что Карл, с полной ясностью понимания и ни в малейшей степени не
преуменьшая прискорбного значения своей неудачи, уходил, не решаясь принять бой
с Шереметевым, потому что быстрое занятие Стародуба русскими было в сущности
прямым вызовом.
И тут же в Костеничах Карлу пришлось услышать еще гораздо более роковую
новость. 2 октября (1-го по стар. ст.) в королевскую главную квартиру ввели
только что прибежавшего солдата из войска Левенгаупта, о котором два месяца
ничего не было слышно. Наконец, король получил так долго жданную первую весть.
Но известие было в высшей степени удручающим. Солдат рассказал, что русские
напали на Левенгаупта, что сражение длилось с 11 час. утра до ночи, что шведы и
русские остались после битвы недалеко друг от друга, но что ночью Левенгаупт со
всей армией украдкой ("как можно тише") снялся с места и ушел от русских. Было
ясно, что шведы разбиты. Но Карл не хотел верить этому и все твердил, что солдат
лжет. Однако за первым вестником появились и другие. Король не мог скрыть своего
беспокойства и тяжкого волнения. Он лишился сна, ночью не ложился в постель и не
мог оставаться один. По ночам он нежданно приходил то к Гилпенкроку, то к
полковнику Хорду, долго сидел у них и молчал. Но они по его мрачному лицу видели
ясно, что он уже убедился в том, что прибежавший солдат не солгал и что какое-то
страшное несчастье стряслось над Левенгауптом. Гилленкрок считает, что в эти
тяжкие дни и ночи в Костеничах Карл впервые стал сомневаться в конечной победе.
Если это было так, то отныне Карл повел двойную жизнь, потому что на людях он
продолжал бодриться и толковать о взятии Москвы и о том, что все обстоит
благополучно.
Он велел выступить из Костеничей и идти навстречу Левенгаупту.
Характерно, что Карп XII, получив известие о непоправимом несчастье с
Левенгауптом, прийдя в Белогорск (недалеко от Стародуба), написал Левенгаупту
письмо, составленное в духе отличавшей шведского короля способности лгать в
глаза с самым безмятежным челом, когда требуется превратить поражение в победу:
"До меня уже раньше дошли слухи о счастливом деле, которое вы, г. генерал, имели
с неприятелем, хотя сначала распространялись известия о том, будто вы, генерал,
разбиты"{85}. Левенгаупт знает, что ведет к королю не 16
тыс. человек с колоссальным обозом и артиллерией, а 6700 человек без обоза и с
очень малой частью артиллерии и что обоз в руках русских и другие 8–9 тыс.
шведских солдат либо тоже в руках [545] у русских, либо
лежат в лесах и болотах мертвые.
---------------
{85} Till Adam Ludwig Lewenhaupt. Bialohorst (sic — Е.
Т.), d. 12, Oct. 1708, № 252. Konung Karl XII egenhandiga Bref.
Stockholm, [1893], s. 347.
И король тоже уже в главных чертах знает это. И все-таки поздравляет
Левенгаупта со "счастливым делом" (dhen lyckeliga actionen). Никак не мог он
принудить себя открыто признать, что ненавистные русские одержали победу, хотя
все видели, как его терзает эта фатальная весть, оставляющая его без сна долгие
осенние ночи напролет.
Разбитая армия Левенгаупта встретилась, наконец, с королевской, а 12–13
октября генерал явился к королю.
Левенгаупт тогда рассказал, что с ним случилось. Показание солдата, которому
не хотели верить или делали вид, что не верят, оказалось вполне правильным.
Левенгаупт лишь добавил то, чего не знал или чего не осмелился рассказать
солдат: он, генерал Левенгаупт, бросил весь обоз, побросал в реку почти всю
артиллерию, весь порох и ушел ночью, чтобы спасти остаток своего отряда. Этот
остаток, по его показанию, 6700 человек (из 16 тыс.), уцелевших от побоища при
Лесной, он и привел к королю.
Тут только Карл впервые узнал о размерах происшедшей катастрофы. Она
превзошла худшие его опасения. И все-таки роковое ее значение в полном объеме он
оценил лишь много позднее.
Но теперь, раньше чем говорить о том, что сделали шведы, узнав о катастрофе
Левенгаупта, мы должны коснуться в основных чертах этого исторического события
первостепенной важности.
|
