Тарле
Евгений Викторович
Северная
война и шведское нашествие на Россию
|
|
Меню:
Северная
война и шведское нашествие на Россию;
Бібліотека |
|
Глава
I. 10
Вернувшись из-за границы с громадным запасом новых я ярких
впечатлений, с разнообразными и обильными сведениями (и особенно в корабельном
деле), Петр был сначала поглощен страшным стрелецким "розыском", затем долгими и
нелегкими дипломатическими переговорами в 1699 и 1700 гг. Напрасно впоследствии
Карл XII велел колесовать и затем четвертовать лифляндского дворянина Паткуля,
обвиняя именно его в организации русского участия в антишведском союзе 1700 г.
Вопрос, как мы видели, давно уже ставился так: или останется в силе Столбовский
договор 1617 г., навязанный шведским королем Густавом Адольфом, и Россия
признает нормальной свою полную отрезанность от Балтийского моря, или должна
быть предпринята попытка вернуть в русское обладание древние русские земли,
когда-то насильственно от России отторгнутые.
3 июля 1700 г. в Константинополе состоялся "размен трактатов", т. е.
окончательная дипломатическая церемония, увенчавшая заключение русско-турецкого
перемирия, и 7 июля думный дьяк Украинцев, подписавший трактат, отправил в
Москву гонцов с копией мирного договора. 8 августа, после месячного пути, они
явились к Петру. Шведская историография подчеркивает полную будто бы для
шведской дипломатии неожиданность [405] начала военных
действий со стороны России почти тотчас же после получения царем известий о
заключении мира с Турцией. Едва ли эта "неожиданность" была такой уже полной:
ведь еще 21 апреля (1700 г.) Александр Маврокордато, "салтанова величества
тайных дел секретарь и переводчик", говорил русским, что началась война России с
Швецией, а 22 мая в Константинополе прямо утверждали в дипломатических кругах,
будто русские "уже осадили свейский город Нарву"{31}. Да и
странно говорить о полной неожиданности, когда шведы отлично знали, что еще
осенью 1699 г. Петр вступил в договор против Швеции с Августом II и с Данией, и
тогда же Петр собирался воспретить русским купцам возить товары в Нарву, Ревель
и Ригу. Ведь вовсе не одно только желание сосредоточить торговлю в Архангельске
было главной причиной указа. Русско-шведская торговля продолжалась, так как
проектированный указ был в 1699 г. отсрочен, и в момент начала войны в 1700 г. в
Стокгольме, как писал русский резидент князь Хилков Ф. А. Головину, было русских
товаров на 100 тыс. рублей. Что Россия непременно примет участие в любой войне
против Швеции, едва только Швеция окажется в войне с другими державами, это было
ясно и европейским дипломатам вообще, и шведским в частности, и неизбежность
этого события была ясна из всей истории русско-шведских отношений, начиная от
Столбовского договора, в особенности же из истории русско-шведской войны 1656 г.
---------------
{31} См. Богословский M. M. Петр I, т. V. M., 1948, стр.
233.
Объявление войны было внезапным в том смысле, что шведы не ждали его так
скоро и что Петр умышленно старался до последнего момента не возбуждать в Швеции
тревоги, вплоть до заключения русско-турецкого мира, — но сказать, что самая
война была для шведов "неожиданной", — нет никаких оснований: шведы могли с
полным правом постоянно ждать ее уже около ста лет. Ждали — и дождались при
Алексее Михайловиче, ждали — и дождались при Петре.
В августе 1700 г. началась Северная война. В Европе почти одновременно
возникла разорительная, долго ничем окончательно не решавшаяся война двух
коалиций, из которых в центре одной были Франция и Испания, в центре другой —
Габсбургская монархия и Англия. Вождь первой коалиции Людовик XIV и вождь второй
коалиции английский король Вильгельм III (он же штатгальтер Голландии), конечно,
заинтересованы были получить (каждый для своей группы) нового союзника в лице
далекой России. Военная мощь России в тот момент расценивалась, правда, не очень
высоко, но все-таки о возможности использовать московскую державу продолжали
думать в обоих лагерях. Но вот пошли по Европе слухи о тяжелом поражении русских
под Нарвой 18–19 ноября 1700 г. Шведы не пожалели труда на то, чтобы расписать с
самыми живописными [406] подробностями, в ярчайших красках
эту победу своего короля. В Европе говорили не только о полном разгроме русских
сил, но и об отсутствии всякой дисциплины в их среде. Подвиг "молодого шведского
героя" — Карла XII восхваляли на все лады.
Англия и Голландия, решительно враждебные Дании, совсем связали ей руки и не
дали развернуть всех ее сил для борьбы против Швеции. Хвалители Карла XII, л
современники и историки, слишком часто забывают об этом обстоятельстве, не
только важном, но решающем. Быстрая победа над Данией, одержанная
восемнадцатилетним Карлом XII, развязала ему руки для немедленных действии
против русских, осадивших Нарву, и он с необычайной быстротой перевез свою армию
по морю в Пернов (Пернау) и оттуда двинулся к Нарве. В это время весь
господствующий в Швеции дворянский класс с особенным одушевлением поддержал
короля.
18 ноября 1700 г. Карл напал на русскую армию, осаждавшую Нарву, и нанес ей
тяжелое поражение.
Русское командование было в руках случайно подвернувшегося, хотя и
получившего превосходные рекомендации, француза на австрийской службе герцога де
Кроа (русские источники именуют его де Круи или фон Крои). Этот авантюрист,
приглашенный на русскую службу в 1700 г., привез с собой из Вены восемьдесят
офицеров. Половина состава этого набранного де Кроа "офицерства", замечу кстати,
сдалась в плен под Нарвой вместе со своим командиром, который потом, уже будучи
в шведском плену, целый год еще выпрашивал у Петра ефимки, ибо "с великими
харчми 42 человека питатися принужден" и кормить этих "бедных пленников"{32}.
---------------
{32} ЦГАДА, ф. Шведские дела, 1701 г.. д. 12, л. 32—33 об.
Подписано: "Карл герцог фон-Крои. Из
Ревеля ноября в 22 день по новому 1701-го".
Там же и другое доношение с выпрашиванием
денег: "Из Ревеля октября в 12 день 1701-го",
д. 12, л. 30—31 об.
Офицерский состав, наскоро набранный, необученный, командовал взятыми в
большинстве прямо от сохи новобранцами, никогда в бою не бывавшими. Этот де Кроа
оказался в качестве стратега ниже всякой критики. Он растянул свою армию длинной
тонкой полосой и этим удовольствовался. Распоряжений от него во время боя почти
вовсе не исходило, а если таковые им делались, то их понимали только немцы,
взятые наскоро в офицеры, но никак не русские офицеры и уж подавно не солдаты.
Оружие у русских было из рук вон плохо, пушки разрывались и убивали прислугу.
Наконец, доставка провианта была так поставлена, что солдаты некоторых полков не
ели сутки как раз перед моментом нападения на них Карла. Солдаты считали и
своего никому не ведомого главнокомандующего де Кроа и немцев-офицеров сплошь
изменниками, которые выдадут их "своему" королю. При таких условиях странно не
то, что русские потерпели урон, а то, что бой длился так долго: с утра до темной
ночи. Это объясняется храбростью и стойкостью нескольких отрядов и прежде всего
двух гвардейских полков (Семеновского и [407]
Преображенского), и собственно о том, что шведы одержали победу, Карл XII узнал
лишь тогда, когда русские предложили такие условия: получают свободный выход с
оружием, через реку, на все четыре стороны. В плену, вопреки условиям, коварно
нарушенным, Карл задержал генералов, полковников и офицеров знатного
происхождения.
Об этой "величайшей победе" Карла трубили целые годы шведы, немцы,
сочувствующие ему французы и англичане. Если мы сравним Нарву с Полтавой, где
шведы бросились врассыпную, в паническое бегство уже через два часа генерального
боя и где (считая с капитуляцией при Переволочной) вся еще уцелевшая после боя
армия сдалась в плен без всяких условий, то может показаться странным, что
нарвское поражение русских было сочтено таким уж неслыханным военным подвигом
шведского короля.
Есть много хвалебных од на разных языках, где весьма восхваляется "поражение
московских варваров".
Герцог де Кроа, оказавшийся, как сказано, не только бездарным полководцем, но
и предателем, сдался одним из первых, а вместе с ним сдались и немецкие офицеры
почти в полном составе. И все-таки Карл без колебаний согласился, т. е.
принужден был согласиться, отпустить к Петру всю русскую армию, уцелевшую от
боя: 23 тыс. человек. Значит, погибло в бою, было взято в плен или разбежалось
по лесам (и подошло к русским) около 12 тыс. человек, если считать наиболее
вероятной из нескольких исчислений русской армии перед боем цифру в 35 тыс.
человек. После своей победы Карл не только поспешил отпустить всю русскую армию,
но и сам отступил к Дерпту, не ища новой встречи.
Вскоре после Нарвы Карл XII, оставя гарнизоны в Ингрии и Ливонии, надолго
уводит свою армию в Польшу. Вместе с тем он делает попытку напасть на русские
владения на берегах Белого моря. Случилось это спустя несколько месяцев после
Нарвы.
Архангельский воевода князь Алексей Прозоровский уведомил Петра летом, что в
июле 1701 г. "приходили шведских 5 фрегатов и 2 яхты". Из них 2 фрегата и яхта
ночью пришли к Двинскому Березовскому устью. И здесь из "строения той крепости"
офицер Животовский вышел к тем шведским судам и затеял с ними перестрелку. Все
это произошло в Малой Двине, "где новую крепость строили". Один фрегат ушел
после перестрелки в море, а другой фрегат и яхта были разбиты выстрелами. Люди с
них ушли "на мелких судах" вместе со спасшимся фрегатом. А разбитые два судна
(фрегат и яхта) остались русским, которые "обрели" на них 13 пушек и басов, 200
ядер, 850 досок железных, 15 пудов свинца и 5 флагов{33}.[408]
---------------
{33} См. Журнал Петра Великого, ч. I, стр. 37—38.
Больше ничего в петровском "Журнале" о событиях близ Архангельска нет. Но у
нас есть данные, и шведские и русские, передающие о великом проявлении русского
самоотвержения и патриотизма, мимо которых никак нельзя пройти в работе,
посвященной нашей теме.
20 марта 1701 г. Карл XII подписал, а граф Пипер контрассигнировал приказ,
точнее инструкцию, согласно которой из Швеции направлялась против Архангельска
флотилия с целью "сжечь город, корабли, верфи и запасы, после того, как
выраженный экипаж успеет согласно воинскому обычаю захватить пленных и
уничтожить или разрушить все, что может быть приспособлено к обороне, каковая
задача, должно надеяться, будет исполнена при помощи господа бога"{34}.
---------------
{34} Эту инструкцию впервые, как и многие другие,
либо теперь вообще пропавшие, либо
недоступные нам шведские документы, нашел
среди рукописей Лундского университета
Фриксель. См. немецкое переработанное и
очень дополненное Иенсеном-Тушем издание; Frухell
A. Lebensgeschichte Karl's des
Zwolften, Т. 2. Braunschweig, 1861, S. 4—5.
Однако это упование на господню помощь в столь "богобоязненном" предприятии
было на сей раз жестоко обмануто. Голландские купцы, прямо заинтересованные в
торговых сношениях с Архангельском, предупредили вовремя русских о готовящемся
нападении. Укрепления и верки в порту были исправлены, окрестное население было
предупреждено. Высадка не удалась. Но этого мало: экспедиция претерпела
серьезный урон. Вот как излагает события на основании своей документации
шведский историк: "Когда шведские корабли вошли в Белое море, то они стали
искать лоцмана, который сопровождал бы их в дальнейшем пути в этих опасных
водах. Два русских рыбака предложили тут свои услуги и были приняты на борт. Но
эти рыбаки направили суда прямо к гибели шведов, так что два фрегата сели на
песчаную мель. За это оба предательски действовавших лоцмана были избиты
возмущенным экипажем. Один был убит, а другой спасся и нашел возможность
бежать". После этого шведы оказались не только не в состоянии взять Архангельск,
но должны были также отказаться от своего первоначального намерения подняться по
Северной Двине для опустошения ее берегов. Они ограничились тем, что сожгли одну
соляную варницу и 17 близлежащих деревень. Кончается это шведское известие
следующими словами: "Шведы взорвали на воздух оба своих севших на мель фрегата и
затем возвратились в Готенбург. Царь Петр тотчас вслед за тем поспешил в
Архангельск, одарил деньгами, а также из собственной одежды рыбака, который с
опасностью для своей жизни посадил на мель шведские корабли, и назвал его вторым
Горацием Коклесом. После этого он дал дальнейшие повеления к укреплению
крепостных верков около Архангельска, чтобы не бояться впредь повторения
счастливо на этот раз отраженного нападения".
Здесь Фриксель называет "предательским" поведение двух русских людей,
умудрившихся с самоотвержением, в самом деле не уступавшим прославленному
древнеримскому герою, с которым [409] сравнил их Петр,
нанести вражеской эскадре тяжкий ущерб.
Подвиг Ивана Рябова и Дмитрия Борисова удался вполне потому, что шведы еще не
имели понятия о Новодвинской крепостце, под которую доблестные рыбаки подвели
шняву и два галиота. К. Г. Житков говорит, что Рябов и Борисов, "захваченные в
плен" шведами, уже в качестве пленников должны были отправлять свои лоцманские
обязанности{35}. Он дает и еще детали, которые не встречаем
у других авторов: когда шведы удостоверились в том, что их обманули, оба
лоцмана, запершиеся в каюте, были там подвергнуты обстрелу из ружей, после чего
Рябов, притворившийся мертвым, ночью спасся вплавь. А затем по уходе шведов
архангельский воевода засадил Рябова в тюрьму за нарушение указа, запрещавшего
выходить в море на рыбную ловлю. И только Петр, прибыв в Архангельск в 1702 г.,
щедро наградил Рябова за его геройский подвиг и навсегда его освободил от всяких
денежных повинностей. Но ни Житков, ни другие русские авторы, поминавшие об этом
замечательном деле, ни, наконец, документы, которыми я пользовался, не говорят
ничего о факте, который нам известен от шведов, о сравнении Рябова с римским
героем Горацием Коклесом, которое сделал Петр. Нет ничего об этой подробности ни
в очень достоверных и точных "Повседневных записях замечательных событий в
русском флоте", ни у Веселаго{36}. Вместе с тем выдумать и
приписать Петру это сравнение с римским героем шведы никак не могли: не в их
интересах д не согласно с их настроениями было возвеличивать как-нибудь русского
рыбака, которого они же именуют за его "обман" "предателем".
---------------
{35} См. Житков К. Г. История русского флота.
СПб., 1912, стр. 87—88. {36} См. Кротков А. Повседневные записи замечательных
событий в русском флоте. СПб., 1894, стр.
224. 25 июня 1701 г.; Вeселаго Ф. Краткая история русского флота.
СПб., 1895, стр. 20.
На Петра очень похоже, что он в самом деле сказал эти слова. Он хорошо оценил
все значение подвига Борисова и Рябова, которым, рискуя жизнью, удалось
сигнализировать и предотвратить неожиданное нападение на Архангельск.
Из скудных данных о всем этом эпизоде явствует, что перестрелка между
Новодвинским укреплением и посаженными на мель шведскими судами длилась 13 часов
и что, после того как одна шнява (по Фрикселю "фрегат") и один гальот были
разбиты, их команда успела бежать на гребных шлюпках.
Шведское нападение не повторилось.
|
