XXXI.
Экскурсия
палаты на осмотр местностей, связанных с
делом об убийстве Комарова. — У дома
Бородаевой. — Показания Бородаевой и
Петерсенов. — Палата отправляется к
мостику, где был убит Комаров.
23-го
мая, уже с 7 часов утра, около суда было
заметно оживленное движение.
Утро
было чудное.
К
половине восьмого у подъезда суда
появились наиболее нетерпеливые и
аккуратные представители прессы, подошли
защитники, многие лица судебного ведомства,
полиция — и расположились по ступеням
большой лестницы.
Картина
получилась такая интересная, что почтенный
Иосиф Целестинович Хмелевский, прибывший
со своими аппаратами, не утерпел и
предложил, пока суд да дело, сняться всем,
кто к этому моменту был на лестнице.
Все
на мгновение замерли в тех позах, в каких
застал их направленный аппарат. Внизу
стояли Карабчевский, Зеленский, и некоторые
из корреспондентов; повыше за г. Карюком (в
форменной фуражке), Яблоновский в профиль, и
en-face Леонид Андреев; на право, почти наверху
лестницы, пишущий эти строки и сотрудник П.
Дейчман; еще выше полицмейстер Иванов,
пристав Мяновский, курьеры.
Мимо
суда довольно эффектно прогалопировал чуть не эскадрон конных полицейских
урядников.
К
стоянке извозчиков у суда непрерывно
подкатывали лица, принимающие участие в
предстоящей экскурсии. Столичная
адвокатура и некоторые из корреспондентов
наняли даже тройки — с бубенцами.
Кругом
собирались группы любопытных.
К
8 часам все были в сборе.
Пришел
Кузьминский и открыл шествие к экипажам.
Началась сутолока — а через минуту, с шумом
и грохотом чуть не на всю Полтаву,
эскортируемые конными полицейскими,
экипажи помчались мимо здания суда, по
направлению к консистории.
Не
останавливаясь здесь, проехали к епархиальному училищу. На минуту
остановились, — собственно, кажется, затем,
чтобы установить хоть какой-нибудь порядок
в движении экипажей.
Вновь
помчались далее мимо семинарии и свернули в
переулок, где дом свидетельницы Мартыновой.
В переулке этом впервые вкусили сладость
езды в густых облаках пыли — переулок был
не замощен.
Когда,
миновав дом Мартыновой, свернули на Сенную
площадь, началась прямо какая-то сказка в
перегонку. Все экипажи очутились в таких
непроницаемых тучах пыли, что седоку едва
видно было лошадей.
Все
старались не отстать от мчавшегося впереди
экипажа Кузьминского.
Экипажей
было до двадцати — если не больше.
Первую
стоянку сделали не далеко от места, где была
беседка скакового Общества.
В
первый раз здесь Кузьминский провозгласил:
—
Объявляю заседание палаты открытым — и
вокруг него расположились члены "присутствия"
палаты, прокурор, защита, корреспонденты.
Все
были в летних костюмах. Член палаты
Каминцов без шляпы и под зонтиком.
Кузьминский,
Карабчевский, Ежов и др. у дома
Богодаевой.
Фотография
И. Хмелевского в Полтаве |
... Петерсен отец, на
вопросы Кузьминского, показывал
рукой и пояснял движения сына
Фотография
И. Хмелевского в Полтаве |
... Кузьминский
пригласил Богодаеву сесть
Фотография
И. Хмелевского в Полтаве |
... На демонстрации
Петерсонов Скитские
смотрят спокойно, стоя между
конвойными.
Фотография
И. Хмелевского в Полтаве |
Скитские
одеты в те костюмы, в каких они были в
роковой день 14 июля 1807 г. Степан в белом
парусиновом сюртуке и белых же брюках, в
темных больших круглых очках и в круглой,
значительно поношенной, черной шляпе на
голове.
Костюм
этот очень изменяет Скитского против того,
каким являлся он в зал суда; с первого раза
его даже можно не узнать, причем в
сегодняшнем виде он удивительно типичен
"для консисторского чиновника", былых
времен, или для деревенского стародревнего
дьячка.
Петр
в черном пиджаке и черных брюках; на голове
черная потертая шляпа "пирожком".
Свидетель
Лопатецкий демонстрирует, как он 14 июля,
около 2 часов дня, здесь встретил Скитских.
—
Объявляю перерыв — говорить Кузьминскиій
— и кортеж направляется к дому Бородаевой.
По
сторонам пути густые толпы любопытных;
подъезды встречных домов и окна
переполнены зрителями.
Подошли
к дому Бородаевой, остановились у ворот.
—
Объявляю заседание палаты открытым —
провозгласил Кузьмиский.
Предстояло
осмотреть местность и указать путь, по
которому шли мимо еврейского кладбища два
лица, замеченные Бородаевой с этого места
ее двора.
Палата
решила выделить из своего состава одного
члена и командировать его вместе с г-жей
Бородаевой, чтобы она показала, где
приблизительно она видела идущих двух лиц,
— а затем было решено предложить
Петерсенам проделать тоже самое.
Все
стали у ворот дома Бородаевой, откуда
открылся красивый вид на противоположное
взгорье и далее на еврейское кладбище.
Бородаева
указала место у своего двора, откуда она
наблюдала за идущими мимо еврейского
кладбища лицами.
Затем,
член палаты Грабор, Бородаева, прокурор,
братья Скитские, Быховский, Куликов,
Зеленский, судебный пристав Рогульский,
чины полиции и некоторые представители
прессы — спустились вниз с горы, на которой
дом Бородаевой, и отправились на поляну.
Район обследования оцеплен конными и
пешими полицейскими, за которыми масса
любопытных.
Кузьминский
строго наказал корреспондентам не только
не разговаривать с г-жей Бородаевой, но и
близко к ней не подходить. В экскурсию эту я
командировал Дейчмана, а сам остался на
месте.
Оставшиеся
расположились картинными группами и отсюда
любовались чудной панорамой на зеленую
поляну и синеющие за еврейским кладбищем
сады и леса.
Кузьминский
объявил перерыв заседания — и предложил
держать себя "вольно".
Начались
оживленные разговоры о том, "откуда они
вышли", "по какому направлению пошли";
об исключительности настоящего дела и в
частности данного положения и т. п.
Одна
группа расположилась прямо на земле,
спустив ноги с обрыва; те подбираются
поближе к тени, так как солнце жжет
немилосердно и на небе ни облачка. Из домов
Ващенко и Бородаевой вынесли диваны, стулья,
скамейки. В окружающих садах и огородах
толпы народа.
Все
вглядываются на поляну, чтобы видеть, куда
пойдут отправившиеся; многие вооружены
биноклями.
Наконец,
посланные показались, — и мы все с
напряженным любопытством следим за их
эволюциями; лиц их не видно, одни движущиеся
фигуры.
Когда
демонстрация кончилась, послали извозчика,
на котором и возвратились Грабор и
Бородаева, а затем и остальные.
Скитские
и корреспонденты остались на поляне.
—
Объявляю заседание открытым, —
провозглашает Кузьминский и просит
Бородаеву сесть — "нам будет покойнее"
— говорить он.
Бородаева
садится на стул и поясняет только что
сделанное демонстрирование.
По
знаку отсюда — там, на полянке, мимо
кладбища вновь пошли одни Скитские, с
конвойными, остающимися за ними в отдалении.
Если бы
мы не знали, что это Скитские, то отсюда
узнать их не могли бы, даже при помощи
бинокля.
Бородаева
внимательно смотрит в бинокль — и когда
Скитские — правильнее сказать два лица —
придя на верх горы, повернули обратно, она
как будто с особенной радостью вскрикнула:
—
Это они идут! Это те люди! Я объявляю, что это
они!
—
Какие люди, — начал ее успокаивать
Кузьминский, — это Скитские!
Вдруг
Бородаева разрыдалась до истерики.
—
Это Скитские? — спросила она, — а я думала,
что Петерсены! Я не разглядела, так это
Скитские!
Бородаева
нервно схватывает за руку Кузьминского и
едва удерживается, чтобы не упасть.
Истерика усилилась — и Бородаеву с трудом
увели в комнату.
Послали
за доктором. Прибыл Богопольский и оказал
Бородаевой помощь.
Все
присутствовавшие были до крайности
взволнованы этой сценой, а чтобы был
понятен ее смысл, сделаю маленькое
пояснение.
Как
я уже говорил, заявление Бородаевой
прокурору, сделанное, кстати сказать, под
влиянием и по наущению некоторых лиц из
враждебного Скитским лагеря ("сверху"),
что 14 июля она видела Скитских, идущих, часа
в 2 дня, по взгорью, мимо еврейского кладбища,
страшно ее волновало. "Улика" была
очень серьезна — а между тем, возникало и
сомнение, а что если это были не Скитские?
А
тут еще весьма ощутительные признаки
вражды со стороны тех лиц, которые
сочувствовали Скитским и посылали упреки
Бородаевой, что она своим показанием может
погубить их.
Все
это вместе, повторяю, тяготило Бородаеву,
девушку нервную, впечатлительную и, без
сомнения, искреннюю и правдивую.
Она,
очевидно, всячески искала выхода из
создавшегося положения и стремилась
ослабить значение своего первоначального
показания.
Не
знаю, умышленно ли, или случайно, когда
повели Скитских по горе, умолчали перед
Бородаевой, что это Скитские, — а узнать
отсюда, кто это идет, как я сказал, было
положительно невозможно.
И
вот Бородаева, с облегченным чувством,
восклицает — это именно те, кого она видела
14 июля.
—
Кто же?
—
Петерсены, — уверенно говорит она — зная,
что и Петерсены приглашены показать свой
путь по горе 14 июля.
И
вдруг ей отвечают, что это Скитские, т. е.,
что она видела, значит, 14 июля именно
Скитских; что таким образом, она подтверждает
свое первоначальное, столь роковое для
Скитских показание.
Открытие
это, совершенно неожиданное, поразило
Бородаеву, — когда она поняла, что как бы
роет еще более глубокую яму Скитским.
По
поводу "инцидента" было много
разговоров.
Скоро
Скитских тоже привели сюда и они стали на
краю обрыва и вместе с другими смотрели на
демонстрирование Петерсенов.
Первым
отправился отец — и показал, по какому
направлению он, 14 июля, "прогуливал
собаку".
Сына,
на это время, запрятали в глубину двора.
А
затем, когда вернулся отец, попросили сына
проделать те же эволюции.
Тот
ушел и почти повторил демонстрацию отца.
А
мы все наблюдали отсюда, при чем Петерсен —
отец, на вопросы Кузьминского, показывал
рукой и пояснял движения сына.
На
демонстрации Петерсенов Скитские смотрят
спокойно, стоя между конвойными.
Палата
решает всем составом пойти по пути,
указанному Бородаевой, и продолжать его до
рокового мостика.
Шумной,
оживленной толпой бросились все к экипажам
— и опять в перегонку покатили на
Фабрикантскую улицу, чтобы оттуда
спуститься в овраг и выйти на гору, мимо
еврейского кладбища.
Наказав
экипажам ехать через Колонию к мостику, мы
все храбро спускаемся вниз, переходим чью-то
плантацию картофеля, берем приступом
плетни огородов и останавливаемся перед
протекающим ручьем на дне оврага.
Масса
вопросов и указаний слышится со стороны защитников
и прокурора. На все окружающее обращается
ими внимание палаты.
Переправились
через ручей — пошли в гору. Впереди всех
Кузьминский, остальные, группами и по
одиночке, рассыпались по всему взгорью —
картина получалась очень красивая и
оригинальная. Я стараюсь не отстать от
председательствующего — так как тут удобнее
всего схватывать и записывать вопросы,
замечания и проч.
Скоро
Быховский оказался впереди всех — и быстро
шагает вперед — посматривая время от
времени на часы. Очевидно, он хочет
определить, сколько времени потребуется
пройти от Колонии до мостика, при
сравнительно быстрой ходьбе. В одном месте,
энергично шагая и смотря на часы, он не
заметил рытвины, оступился и полетел. Шляпа,
бумаги и содержимое карманов разлетелось
во все стороны. Корабчевский ехидно смеется.
Вышли
на гору. Тут многие в изнеможении
опустились на траву.
Но
Кузьминский, не останавливаясь, пошел
дальше, по узкой меже между хлебными полями.
Идущие
за ним растянулись гуськом — более чем на
версту.
На
меже встречается крестьянин и показывает
кратчайший путь, по которому можно пройти к
мостику. Дорогу вновь перерезывает
глубокий овраг, с очень крутыми откосами.
Приходится скользить, другие не
удерживаются в падают; иные взбираются на
противоположный откос буквально на
четвереньках.
Шум,
хохот, громкие разговоры.
"Палата"
старается сохранить серьезность, — среди
же армии корреспондентов необыкновенно
оживленно.
3а
оврагом впереди всех очутился князь
Эристов.
Наконец,
мы на склоне горы. Перед глазами чудная
панорама. Кругом необозримая толпа народа;
налево Терновщина, амбар, бывшая дача
Комарова.
Внизу
громадное пространство оцеплено
полицейскими и ратниками ополчения,
отбывавшими в это время в Полтаве учебный
сбор. Разъезжают конные урядники.
Скользя
по траве, спускаемся к мостику — цели
нашего путешествия. У мостика открывается
заседание палаты. Карабчевский делает
несколько замечаний относительно пути от
Колонии, который мы прошли в 40 минут, а за
вычетом времени на остановки в 36 минут.
Наконец
объявляется "перерыв" заседания на
полчаса.
|