Тарле
Евгений Викторович
Северная
война и шведское нашествие на Россию
|
|
Меню:
Северная
война и шведское нашествие на Россию;
Бібліотека |
|
Глава I. 24
После поражения саксонско-польских войск при Фрауштадте и окончательного
бегства Августа в Краков с его телохранителями, к роли которых он свел конницу,
им уведенную из русского гарнизона, блокированного в Гродно, — этому гарнизону
стала грозить капитуляция. В середине января Карл, внезапно покинувший Блонье
(близ Варшавы), явился к Гродно. Он перешел через Неман в трех-четырех
километрах к северу от Ковно, [460] и переведенная им
шведская армия стала недалеко от города. У Карла было в тот момент до 20 тыс.
человек. Осмотр местности заставил короля даже и не пытаться взять город
штурмом. Но и на тесную блокаду сил у шведов не хватило, тем более, что
продовольствия достаточного не было, обоз по обыкновении" был организован слабо,
и уже через 5—6 дней пришлось отодвигаться постепенно от Гродно только потому,
что нужно было искать более снабженные запасами деревни, хотя военный интерес
требовал, напротив, тесного обложения крепости. О бомбардировке, сколько-нибудь
упорной и действенной, речи быть не могло. Как всегда, шведская конница и пехота
были на большой высоте, но артиллерия недостаточно могущественна. Петр торопил
Огильви, считая, что спасение запертой русской армии в Гродно всецело зависит от
выхода без боя из города и .присоединения ее к армии, стоявшей в Минске.
Еще до того, как измена Августа II оставила неожиданно русских одних, без
всякой помощи со стороны каких-либо "союзников", Петр никаких иллюзий после
Фрауштадта уже не питал: "... такой жестокой случай учинился (о саксонцах. —
Е. Т.), чрез которой вся война на однех нас обрушается...", "уже вся
война на нас однех будет"{103} , — не перестает он
повторять в своих письмах и указах.
---------------
{103} К графу Федору Алексеевичу Головину. Из
Минска. 1706 г., марта 7.— Там же, стр. 148—149, №
1143.
Готовя армию в Белоруссии, Петр принимал меры и против очень возможного
вторжения неприятеля дальше, в Смоленщину. Летят приказы о том, чтобы от
Смоленска до Брянска через леса и "до тех мест, где великие поля и степи придут"
делать засеку на 150 шагов шириной; сооружать на дорогах равелины с палисадами и
иными укреплениями; наконец, готовить и местное население, "чтоб у мужикоф, у
которых есть ружье, приказные их знали; також косы, насадя прямо, и рогатины
имели, и готовы были для караулоф и обороны"{104}.
---------------
{104} Указ Василию Дмитриевичу Корчмину. 1706 г.,
марта 10.— Там же, стр. 155, № 1150.
Удостоверившись в том, что на Августа и саксонцев надежда плоха, Петр
приказал всем русским войскам уходить из гродненской области. "Уже на саксонские
войска надеетца невозможно: хотя б i пришли, то паки побегут i наших пропасть
оставят (но мы зело благодарны будем i тому, чтоб Реiншилда там удерживоли i
сюды iтить мешали)", — пишет он барону Огильви 2 марта 1706 г.
Уходить и уходить, уничтожая свою артиллерию, если она затрудняет и замедляет
уход. Сильно озабочен Петр, но не теряет надежды на лучшее будущее и, как
всегда, выражается в своих коротеньких записочках с своеобразным юмором. Намекая
на приближение так называемой по церковному "субботы о воскресшем Лазаре", царь
пишет Апраксину, негодуя на подведших его своей трусостью саксонцев: "О здешнем
писать нечего после баталии саксонских безделников... толко мы с [461] приближающимся Лазорем купно во адской сей горести живы;
дай, боже, воскреснуть с ним"{105}.
---------------
{105} К Федору Матвеевичу Апраксину. Из Минска в 5
день марта 1706 г.— Там же, стр. 146, № 1140.
В истории "гродненского дела" необыкновенно ясно выступают характерные черты
всех дополтавских военных действий обоих противников.
Огильви решительно, как сказано выше, разошелся с Петром и в начале
гродненской операции в сентябре 1705 г., когда он не советовал вводить армию в
Гродно, и в марте 1706 г., когда, напротив, противился ее выходу.
Дело было в том, что Огильви с самого начала своей службы в России считал,
что русские военные силы должно наиболее целесообразно употребить в дело не в
Польше, а в Лифляндии и Ингерманландии, где и укрепиться на новозавоеванных
местах. И Петр послушался бы его, если бы он так же не понимал Карла XII, как
его не понимал или в данном случае не хотел понять генерал Огильви. С точки
зрения обыденной, конечно, можно было предполагать, что шведский король не
станет вдаваться в далекие приключения, пока Ингрия вся, а Ливония на ¾ занята
неприятелем, и, следовательно, здесь, в Прибалтике, и решится война. Поэтому
никакой гродненской армии не нужно, а следует всю армию Шереметева перебросить к
Риге, Ревелю, Петербургу, особенно теперь, осенью 1705 г., когда в русские руки
перешли такие ценные опорные пункты, как Митава и Бауск. Но Петр, сопоставляя
все свои сведения о Карле XII, о свойствах его полководческого дара, о его
военных движениях, о его отзывах, касающихся русской армии, знал твердо, что
Карл XII сделает именно то, чего никто на его месте не сделает, и будет
рисоваться своим полным пренебрежением к русским вооруженным силам, воюющим на
балтийских берегах. Петр знал, что высокомерная фраза Карла, что он вернет себе
Прибалтику в Москве, может быть, обличает самопревознесение, но что эти слова не
пустое, чисто словесное бахвальство, и что шведский король рано или поздно
непременно приступит к реализации своей программы и пойдет на Москву, и что
именно поэтому он стоит в Польше. Он будет стоять там или в другом государстве
Августа — в курфюршестве саксонском, пока не заберет их в руки, и лишь тогда
выйдет из Польши, но, быть может, не затем, чтобы идти в Ливонию или Ингрию, а
затем, чтобы идти на Москву. Следовательно, и русским до последней крайности
нужно держаться в Польше, чтобы задерживать врага подальше от своих границ. И в
конце 1705 г. наиболее выгодным и менее опасным способом сделать это казалось
создание укрепленного гродненского лагеря. Но когда Август увел лучшие полки из
Гродно, а затем его саксонцы позорно были разбиты при Фрауштадте и когда Карл
XII совершил свой неожиданный поход (1706 г.) от Варшавы к Неману и стал под
[462] Гродно, тогда нужно было, ничуть не отказываясь от
основной цели, задерживать Карла в Польше, вывести гродненскую армию из
грозившего ей окружения и стать в Литве по деревням и городам, загораживая
шведам возможное с их стороны движение в Белоруссию и к русским пределам. А
Огильви и тут не понял, о чем идет дело, и все толковал, что пострадает престиж,
если покинуть Гродно. Фельдмаршал Огильви вначале пользовался доверием, ему
давали очень ответственные поручения, как очень опытному, дельному,
поддерживающему порядок и дисциплину боевому генералу, но Петра раздражало
упрямство и склонность к проведению своих планов, с которыми он бывал не
согласен{106}. Однажды Петра просто взорвала выходка
Огильви, который нарушил тесную блокаду Риги, дозволив Репнину пропустить в Ригу
товар (лес), и на оправдания Аникиты Ивановича ссылкой на Огильви Петр написал:
"Сегодня получил я ведомость о вашем толь худом поступке, за чьто можешь шеею
заплатить... Но ты пишешь, что Огилвi тебе велел. Но я так пишу: хотя б i ангел,
не точию (не то, что — Е. Т.) сей дерзновенник i досадитель велел бы, но
тебе не довлело бы сего чинить"{107}. Таким "дерзновенником
и досадителем" Огильви, по-видимому, оказался и в гродненском деле.
---------------
{106} Манифест об условиях, на которых впредь будут приниматься иностранные офицеры в русскую службу.— Письма и бумаги, т. III, стр. 262, № 767. {107} К Аниките Ивановичу Репнину. 1705 г., мая 19. С Москвы.— Там же, стр. 346, № 825.
|
